Рекламная любовь
Шрифт:
Смирнов кинул мгновенный взгляд серых глаз на шефа.
— …Нужна мне его баба! А то у меня их недостаток! Хотя, должен тебе сказать, Алина эта телка клевая. При случае я бы ее трахнул. Хороша штучка. Ну да не о ней речь. Так что Григорий?
— Как с цепи сорвался. «Береттой» размахался… Грозится вас убить, — после некоторой паузы закончил Алексей.
— Убить? Меня? Ты соображаешь, что говоришь?
— Я-то да. Да вот запись, послушайте. Это сегодня утром записано.
Он достал диктофон, нажал кнопку. Послышался
«— Я, в натуре, все понял! Это он нарочно меня выволок в городишко сраный. И бросил там, как шавку, а сам слинял. Да еще девку прихватил. А на меня потом все шишки. Кто, да откуда? В ментовку поперли… Я еле отмазался. Ментам по три сотни сунул каждому. Высоко же ты думаю, Алик, верных людей ценишь. Ладно. Приезжаю, значит, а Алки дома нет. И записка. Там все ясно: к другому ушла! Значит, этому кобелю старому мало тех девок, что он на улицах хватает. Ему теперь наших жен подавай!
— Григорий, уймись, думай, что несешь!
— А что уймись-то? Он завтра и твою бабу захочет. Так ты что, отдашь ему?
— Я не женат.
— Вот! Ты не женат! Это правильно. Когда у такого козла похотливого работаешь, жену лучше не заводить… свою старую клячу не трогает… А на мою, ишь, хотелка поднялась…
— Прекрати! Не смей в таком тоне!
— Не смей? Да что ты мне сделаешь? Что он мне сделает? Я вот пойду да показания дам по прошлым делам. То-то менты обрадуются! То-то у них раскрываемость повысится! Или пойду сейчас к нему и шлепну его как муху. И мне ничего не будет! Потому что у меня справка есть. Посижу в больничке пару месяцев — и свободен! Да я и тебя хлопнуть могу запросто! Прямо сейчас!»
Послышалась возня, матерные выкрики.
— Это я его разоружил, — объяснил Алексей и отключил диктофон.
— Это уже запредел, — медленно проговорил Трахтенберг.
— А я вам о чем два месяца толкую? Он опасен, Арнольд Теодорович! Опасен!
— Что ж, Леша, придется убирать.
— Есть! — коротко ответил Смирнов. — Дурное дело не хитрое…
— Да? А ты учитываешь, что он постоянно рядом со мной находится? А если его удалить, он сразу заподозрит что-то неладное. И опять-таки может свечку выдать. В ментовку, например, дурак, с каким-нибудь липовым признанием попрется… Ты меня понимаешь?
— Вы не беспокойтесь, Арнольд Теодорович. Я все просчитаю. Это моя работа.
— Ну хорошо, Леша. Иди. И успокой его пока как-то…
— Да все уже сделано. Лекарства дали успокоительные. Спит он. Пока…
Глава 28
МОСКВА СЛЕЗАМ НЕ ВЕРИТ
Они наконец приехали. Автомобиль замер возле длинного одноэтажного ангара.
— Выходи! — скомандовала женщина.
Маша выбралась из машины, глотая свежий воздух.
— Что ртом хлопаешь, как рыба? Рот-то закрой! Идем!
Над входом в ангар красовалась вывеска: «Киностудия
«Слава богу, не На расстрел привезли», — старалась не терять чувства юмора Маша. В вестибюле возле вертушки сидели два парня в милицейской форме.
— Это со мной. Новенькая, — небрежно бросила женщина в сторону Маши.
Они двинулись вдоль коридора, так вначале показалось Маше. Потом она поняла, что коридор — это центральная часть помещения. А слева и справа оно разделено на «зоны», или павильончики. Как в мебельных магазинах, подумала Маша.
Каждая зона была декорирована под уголок кухни или спальни, ванной комнаты или спортивной площадки. Были там и небольшой бассейн, и гараж, и офис с компьютерными столами, и кафе с двумя столиками, и «уголок природы» с искусственной зеленой травой и чучелом какого-то животного. Козы, что ли? — не успела разглядеть Маша. В некоторых павильончиках осветители устанавливали свет, в других что-то снимали. Операторы, облокотясь о камеру, переругивались с режиссерами или их помощниками. Стоял общий гвалт, суета, носились реквизиторы то с телефоном, то с вазой для фруктов…
«Вот он, мир кино!» — благоговейно подумала Маша, забыв на секунду о злобной тетке. Но та напомнила о себе:
— Куда поперла, коровища? Иди сюда! — И, ухватив Машу за рукав, втащила ее в небольшой закуток. Он представлял собой спальню. Тахта, застеленная шелковым покрывалом, маленький круглый столик, рядом, на перевернутом почтовом ящике, сидела другая тетка: маленькая, худущая до невозможности, с беломориной в желтых зубах. Маша окрестила ее про себя Воблой.
— Вот, Инесса, привезла тебе последнюю находку великого и ужасного. Желаю успеха, в чем сомневаюсь, впрочем, — окинув Машу еще одним презрительным взглядом, выдала на прощание Каланча.
— Вы опоздали на десять минут, — не отрывая глаз от блокнота, процедила Вобла.
— Это не по моей вине. Это она до десяти дрыхла.
«Вот сволочь! Зачем же закладывать!» — едва не заплакала Маша.
Вобла оторвалась наконец от блокнота, смерила Машу оценивающим взглядом.
— А ты улыбаться умеешь?
— Да, — испуганно улыбнулась Маша.
— Так за пять минут до смерти улыбаются. За что же мне горе такое… Привезут черт-те что… Так, подойди поближе. Что это у тебя глаза блестят? Наркотой балуешься?
— Нет, что вы!
— Плакала, что ли?
— Н-нет, это я так, от волнения.
— А что тебе волноваться? У тебя уже все случилось, — философски заметила Вобла.
«Это в каком смысле?» — подумала Маша, но думать дальше было некогда.
— Таня! Таня!! — рявкнула Вобла в пространство ангара.
Откуда-то возникла полная Таня с длинной белой косой.
— Веди это чучело к гримерам. Пусть сделают из нее «милую кокетку». Если у них получится, — со вздохом добавила она.