Рекламщик в ссылке для нечисти
Шрифт:
— Точно не ошибусь? А что это будет, волшебный клубочек? — заинтересовался Василий.
— Клубочек ему ещё! — прикрикнула бабка. — Увидишь.
Она привела его к лесной дороге. Когда-то по ней, видно, ездили телеги, и хотя с тех пор колеи поросли травой, а по сторонам разрослись кусты, протянули ветви, но дорога ещё была достаточно широка.
— Ежели и тут заблудишься, — проворчала Ярогнева, — тогда совсем ты дурак. Ну, иди, да помни: лишнего не болтай, ей и без того тяжко. Да она тебе, может, и не покажется.
Она
Глава 22. Василий заводит новые знакомства
По сторонам дороги высились сосны, почти смыкаясь кронами в вышине, и, качаясь от ветра, поскрипывали. Пахло хвоей, сыростью и грибами. Где-то постукивал дятел. Василий шёл по дороге с отчётливым ощущением, что рядом кто-то есть, и жалел, что не взял с собой Волка. В голову лезли мысли о том, не может ли ырка днём скрываться в лесу, и ещё о том, какие здесь водятся дикие звери. Какие-то же водятся, наверное.
Он резко обернулся — никого. Кинул подозрительный взгляд на кусты — вроде тихо.
— Я тебя слышу! — громко сказал Василий, хотя ничего не слышал. — Думаешь застать меня врасплох? А вот фиг тебе!
И пошёл дальше, собирая шишки. Он бросал их в кусты, когда ему мерещился треск веток, или в сторону, или назад, надеясь неожиданно в кого-то попасть. Он шёл боком. Потом другим боком. И ещё немного, пока не споткнулся, двигался спиной вперёд.
— Ага! — сказал он затем. — Ты ко мне не подкрадёшься, вот так-то.
И пошёл уже нормально, потому что стало ясно: здесь никого нет.
Почти сразу краем глаза он заметил силуэт слева, быстро обернулся — нет, никого.
— Вообще не смешно! — сказал Василий сердито, остановился и бросил туда шишку.
Тут он подумал сразу о двух вещах. Первая — бабкины отвары неплохо снимают боль. Вторая — а не галлюциногенные ли они? Он как-то слышал о человеке, у которого после употребления грибов навсегда остались видения.
Он ещё недолго смотрел влево с недовольным лицом, потом развернулся вправо и увидел старика. Тот стоял на дороге и ждал, пока Василий решит идти дальше.
В спутанной седой бороде его застряли травинки, проросли белые и синие цветы. На плече красовалось птичье гнездо. На ногах лапти, и хотя правый от левого почти не отличишь, но всё же старик как будто обул их наоборот.
— Блин! — отшатнувшись, сказал Василий. — Ты чего пугаешь?
— Оклемался? — с улыбкой, в которой не хватало зуба, спросил старик.
— Погоди, — догадался Василий, — ты случайно не тот самый леший, который меня нашёл, когда я кровью истекал...
Старик довольно закивал.
— ...который мне дорогу не показал и помощь не привёл?
Старик на это лишь расхохотался и вдруг, отступив на шаг, принялся расти — и вырос вровень с макушками сосен. Смех его теперь катился над лесом, как гром. Раздвигая стволы, как тростинки, он направился прочь и вскоре
Василий смотрел, запрокинув голову, и не заметил, как последние две шишки выпали из ладони. Потом он пожал плечами и пошёл дальше со сложным лицом.
Скоро он вышел к реке, спокойной и гладкой. В стороне виднелся каменный мост, от него проложили другую дорогу в объезд леса и Перловки. Берег, заросший травой, круто спускался к воде, и сосны сходили по нему любоваться своими отражениями. У воды и в воде лежали серые валуны с порыжелыми спинами, рядом же зеленел и бугрился кочками небольшой островок.
Только теперь Василий сообразил, что река длинная, и Рада не обязательно будет именно здесь. Но ему повезло: ещё когда спускался, услышал песню, а потом и сама Рада показалась из-за валуна, опёрлась локтями, оставляя мокрые следы, опустила голову на руки.
В первый миг Василий даже подумал, что видит Марьяшу: те же волосы, тот же взгляд, та же улыбка. Но нет, если присмотреться, рыжина в косах Рады уже начала выцветать, и руки были полнее, и лицо было не юным, зрелым.
— А, богатырь! — с улыбкой сказала Рада. — Вижу, старая ведьма тебя исцелила. Что ж ты пришёл, по делу али позабыть меня не можешь, манит тебя дно речное да ложе травяное?
— В смысле? — опешил Василий. — Это, ну, по делу.
И, на всякий случай не подходя слишком близко, рассказал про свою идею с берестой. Объяснил, что Казимир затеял какое-то зло, которое хочет провернуть без лишних глаз, а потому они позаботятся, чтобы свидетелей было как можно больше, выведут его на чистую воду перед царём и царицей...
Рада, опершись на руки, поднялась выше, показала полную грудь в глубоком вырезе платья, и Василий не знал, куда отводить глаза.
— Тебе надобно бересту по реке доставить? — спросила она слегка устало. — В Нижние Пеструшки, в Заболотье, в Косые Стежки да за Рыбий холм? Ты дай мне корзину, я разнесу, а объяснений не надобно. Ярогнева тебе верит, значит, и я верю.
— Ладно, — согласился Василий.
Когда он ставил корзину на камень, Рада неожиданно вцепилась в его запястье мокрой рукой.
— А после придёшь? — спросила она. — Я тебе спою, кудри гребнем расчешу. Одиноко мне...
— Вот и мирилась бы с мужем, — осторожно сказал Василий, высвобождая руку.
— С мужем? — удивилась Рада. — Нешто у водяниц бывают мужья?
— Но ты же до этого человеком была! Вон, в столице жила, и муж у тебя есть, Тихомир, и дочь, Марьяша.
Рада непонимающе посмотрела на него, покачала головой.
— Верно, спутал ты что-то, — с сомнением сказала она. — Тихомир... Я будто кого-то знала. Кого же так звали? Ах, не припомнить, мысли будто вода уносит. Реченька течёт, холодна, быстра... Слышишь? То она говорит, говорит со мною, зовёт... Мне нельзя. Что ты сказал? Я забыла.