Реконструкция
Шрифт:
В любом случае обстановка становилась все более нереальной. Так что он посчитал необходимым уточнить:
– Аккуратно – это как?
– Аккуратно, – неторопливо ответил Сан Саныч, – это так, Дмитрий Сергеевич, чтобы ни у кого завтра не возникло вопросов, какие у вас отношения были с вашими арендаторами, кто они… Вы курите?
Он выложил на стол из кармана пиджака пачку Marlboro и зажигалку. Потом достал из другого кармана маленькую переносную пепельницу.
Митя до сих пор никогда не видел таких пепельниц и подумал, что на следующих зарубежных гастролях
– Спасибо, у меня свои.
Сан Саныч щелкнул зажигалкой и поднес ее к Митиной сигарете. Подвинул пепельницу в его сторону и после этого закурил сам.
– Была аренда – и нет аренды. Все хорошо, претензий ни у кого никаких нет. Ведь у вас нет претензий? – Сан Саныч выпустил дым в сторону окна и посмотрел на Митю.
Митя покачал головой – рот у него был занят вытягиванием дыма из туго набитой отечественной сигареты, а по организму расходилось тепло от импортного коньяка.
– Вот и прекрасно, – уверенно сказал Сан Саныч.
Александр Семенович снова разлил по стаканам коньяк. Все еще раз выпили, после чего Митя поднялся, забеспокоившись: вдруг у Сан Саныча в его волшебном портфеле еще одна бутылка? Тогда от этих парней самостоятельно не уйдешь.
– Пожалуй, я пойду. Дома ждут.
Александр Семенович тоже встал:
– Бывай, Дмитрий Сергеевич. С твоего позволения, мы еще посидим тут…
Он оглядел комнату.
– Вроде нормально все. Да мы и не трогали ничего, – Александр Семенович посмотрел на «Панасоник», стоявший на столе. – Телефончик вот тебе оставим – он нам теперь ни к чему. А ключ от комнаты в двери будет, – военный протянул Мите руку.
– Хорошо, – сказал Митя, пожимая руку Александру Семеновичу. Дойдя до двери, он обернулся и посмотрел на сидящих. Александр Семенович разливал по новой, Сан Саныч нагнулся к портфелю.
– Спасибо, – Митя хотел сказать что-то еще, но понял, что это будет не в кассу.
Александр Семенович взглянул на него, немного приподнял кисть руки и коротко улыбнулся, давая понять, что все прошло и говорить об этом не стоит. А Сан Саныч вытащил руку из своего чудесного портфеля – на этот раз он извлек новый лимон.
Вихров аккуратно закрыл за собой дверь и направился к выходу из школы.
К концу марта 1993 года строителям удалось не только пристроить дополнительный объем, но и закончить в переходе и новом классе отделочные работы.
Во время сдачи «объекта» Вихров, разумеется, сам в сотый раз обошел и переход, и пристроенный к нему класс. Убедившись, что все в порядке, они с прорабом вернулись в директорский кабинет, где Митя протянул Юре конверт. Прораб заглянул внутрь и сказал свое коронное «бэ», только раза в три длиннее, с каждым новым «э» понижая голос и расширяя глаза.
– Бээээээ, Сергеич, это, бэ, что такое?
– Как что, Юра? Ты же спрашивал про деньги. Вот они и есть –
– Так я думал, бэ, ты безналом сразу, это, за все переведешь, бэ…
– Бери, бери, Юра, это ваши. И потом, у меня других-то и не будет. Безналом мы вам за сам переход переведем, когда все акты подпишем, не переживай. А это – за то, что пристроили дополнительно, бэ…
Видимо, самым убедительным аргументом для прораба в Митином ответе была последняя фонема. Он расплылся в улыбке, спрятал конверт в карман и, пожав Мите руку, вышел.
Вечером, уходя из школы, Вихров завернул из переулка во двор. Задрав голову, он оглядывал новый переход, пройдя под ним между основным зданием Шуховки и флигелем. Особенно долго он рассматривал окна класса на уровне второго этажа, который внезапно получила школа. Уже на следующий день Митя планировал поставить в класс мебель и в самое ближайшее время оборудовать его техникой для тех самых демонстраций видеоопер и видеоконцертов.
Ситуация показалась ему забавной. Есть класс, в котором будут заниматься дети. Вполне реальные дети во вполне реальном классе. Хотя по бумагам этого класса не существует. И никто никогда не узнает, откуда он взялся, потому что официально на него нет ни проекта, ни сметы, ни отчетности.
Митя обернулся. Ему показалось, что воздух неожиданно потеплел, откуда-то заструился свет, и в глубине двора он смог рассмотреть людей, сидевших к нему спиной на деревянных скамейках. Чуть дальше, под навесом, располагалась довольно большая сцена. На ней сидел пианист за роялем и еще несколько музыкантов. Их ярко освещенные лица показались Мите смутно знакомыми, но точно понять, кто они, он все же не мог.
Звук доносился до него будто через вату, так что узнать музыку тоже не получалось. А главное, до сих пор такие покрытые шатром сцены опен-эйр, то есть установленные на открытом воздухе, он видел только на видеозаписях концертов западных рок-звезд. На заднем дворе Шуховки ничего подобного возникнуть сейчас никак не могло.
Митя сделал шаг в сторону скамеек и сцены, но видение растаяло, и реальность внутреннего двора с обшарпанным задним фасадом школы, жилым семиэтажным зданием в трещинах и сараем Минобороны, разрисованным граффити, снова обступила его.
Какое-то время Вихров еще стоял, задумчиво всматриваясь в темный вечер ранней московской весны. Похолодало.
Апрель 1993 года
В кабинете Вихрова раздался стук в дверь.
– Зайдите! – привычно крикнул Митя, не поднимаясь из-за стола.
Посетители случались разные, встречать требовалось не каждого, а когда без предупреждения заходят незнакомые люди, то и вообще скакать ни к чему: может, они пришли что-то продать – такое бывало, – так их можно развернуть к выходу, не вставая.
Митя взглянул на входящих – в этом случае было что-то другое. В кабинет зашла женщина средних лет с цепким взглядом и кожаным портфелем. Следом шел молодой человек в куртке, в руках у него был плащ – судя по цвету, он принадлежал его спутнице.