Release my soul
Шрифт:
Прижав к себе малыша и натянув на оголенные плечи плед, супруга Владыки Бездны прикрыла глаза. Она вытерпит. Ради мужа. Ради сына. Ради будущего.
Хэдес умел быть абсолютно незаметным, когда хотел. Выждав время и убедившись в том, что Илисса действительно уснула, и в ближайшее время ее даже взрывами в этом крыле не разбудить, мужчина скользнул в спальню, подходя к жене и замирая возле постели. У него в запасе не более получаса, и если он не поторопится, все провалится. И все же решительность внезапно спасовала, стоило взглянуть на умиротворенное лицо сына и напряженное – супруги, во всей позе которой, с этими, пожалуй, даже излишне крепкими объятиями, коими она прижимала
Мужчина не имел сомнений в материнском чувстве Илиссы и ее любви к их первенцу, но он не питал иллюзий и относительно ее тяги к экспериментам и власти. Сознание, временами замутняющееся безумными идеями, не щадящими никого не со злого умысла, а из стремления к новому, могло выдать что угодно. И если собственного попадания под раздачу Владыка не боялся, то Эрвиг не должен был хоть как-то участвовать в деяниях своей матери. Даже если это будет косвенная роль: Трехликая на своем суде будет милосердна, но Высшие найдут за что зацепиться. По этой причине стоило временно сделать супругу недееспособной. Лишь на короткий срок, до того мига, когда будет закончен новый мир.
Аккуратно подхватывая женщину на руки, для чего перед этим пришлось отнять у нее дитя, Хэдес мысленно попросил у нее прощения. Даже если сейчас возникнет непонимание – а оно будет, он знал, – все сотрется позже. Когда не надо будет бояться. А до этого момента придется терпеть.
Терпеть, минуя полутемные коридоры, где нет ни одной даже мертвой души – все слуги были отосланы из особняка на сегодняшний вечер и ночь. Терпеть, с осторожностью располагая спящую на каменной поверхности, накладывая обездвиживающий покров. Кратковременный, но достаточный, чтобы предотвратить раннее пробуждение и побег. Терпеть, тем же способом перенося сюда сына. Терпеть, отмечая окончание действия сонного порошка, что был подмешан в любимое вино Илиссы. И спешить. Потому что над временем он не властен, а оного остается все меньше.
– Что…? – женщина дернулась, с ужасом смотря на супруга, который только что защелкнул последнее звено, приковывающее ее к каменному алтарю. На таком же, расположенном слева, уже лежал маленький Эрвиг. И, судя по равномерному сопению, крепко спал. Все происходило как в каком-то фантасмагорическом сне и не имело никакой связи с реальностью. Она верила супругу. Безоговорочно. Что бы ни произошло. Но творящееся безумие заставляло даже ее веру пошатнуться, уступая место бесконтрольному страху. Зачем, все ужасы Бездны, ради чего он это делает?
– Не пытайся освободиться, - Хэдес, заметивший, что Илисса пришла в себя, с какой-то странной эмоцией посмотрел на нее, после чего его взгляд вновь стал отрешенным и пустым, - Однажды ты поймешь, ради чего все это было. Я не хочу потерять тебя и сына. Будет лучше, если весь твой дар, до последней капли, перейдет к ребенку. Не бойся, - опередил он не заданный вопрос, - Эрвиг выдержит такое количество магии. Я запечатаю его силу, чтобы даже Трехликая до момента его совершеннолетия не смогла ничего заподозрить.
– Зачем? – из сдавленного металлической скобой горла с трудом вырвалось единственное слово. Она все еще ничего не понимала и просто отчаянно желала проснуться. Не хотелось верить в безумие того, кому когда-то вручила душу. Не хотелось его обвинять ни в чем. Не хотелось ненавидеть. Но и понять мотивов его действий до сих пор не удавалось.
– Вседозволенность ослепила тебя, Илисса, - как-то даже слишком тихо произнес мужчина, стараясь не смотреть на супругу: он знал, какая реакция последует, и добивался ее – на яркой эмоции
Ей казалось, что за время этого монолога она даже не моргала, что говорить о дыхании. Широко раскрытые глаза в упор смотрели на Владыку Бездны, коим сейчас во всей красе предстал перед ней супруг. Чужим и далеким. Тем, кто только что показал – он ей не доверяет. Думает, что она не способна контролировать собственные действия. Поступки. Слова. Боится ее и хочет защитить ребенка от нее. От его матери.
Но так ли он не прав?
Нет. Что бы она ни творила, она не одержима. Она знает свои границы и никогда не перешагнет через них. Она не смогла бы пожертвовать единственными близкими людьми. Она бы ни за что не причинила им боль. И то, что он допустил подобные мысли, говорит лишь о том, что его вера растаяла, будто и не было ее. И по какой причине? Это ли то самое «решение ее судьбы», о котором он говорил в ночь, когда за ней пришли из Цитадели? Или же все копилось в течение всего периода, что они были вместе?
Ему было достаточно такой мелочи, чтобы возвести ее в статус Высшего Зла. И превратить ее в ничто. Без дара она приравнивалась к низшим существам, о чьем благополучии они заботились. И теперь она сама стала такой же. Бессильной.
Как они дошли до такого?
Хэдес, расчерчивающий на камне руны, старался не встречаться взглядом с супругой. И вообще не видеть ее, чтобы не сдаться в последний момент. Сейчас он ненавидел все межмирье и себя заодно, потому что только он был виноват во всем, что происходило в эти годы. Если бы он просто дал возможность Илиссе самой захотеть их брака, а не пытался ускорить процесс, соглашаясь на ее в запале высказанные идеи. Он ведь знал ее. Он прекрасно знал ее, чтобы утверждать, что никакой мир бы не понадобился для этого. И не получи тогда девушка функциональный макет, не обрети возможность управлять Альтеррой, она бы попросту забыла об этом. Переросла свое мимолетное желание.
Не было бы ни глупых чужих смертей, ни конфликта с Высшими и Богами. Ни той четырехлетней разлуки. Ни ссылки. Ничего бы не случилось, не попытайся он заявить свои права на нее, заставить ее дать ответ раньше времени, исполняя все ее требования. Но у него еще есть шанс. Абсолютно призрачный, потому что есть риск не успеть. Но быть может, получится. Даже в момент, когда за ними придут, – а это обязательно случится – наказание для Илиссы должно будет выглядеть мягче. Потому что она уже не носительница крови Высших, она уже ничего не сможет сделать. Он возьмет всю вину на себя.
Тем более что и он так просто сдаваться не собирается. И если все сложится верно, они еще раз встретятся, и даже в худшем из исходов он вернет себе любимую женщину и сына. И обеспечит им другую – лучшую – жизнь.
Игольчатое лезвие вырезало поистине искусные узоры на светлой коже, которые тут же наполнялись выступающей на их поверхности кровью. Бордовые рисунки, постепенно расцвечивающие левую руку Илиссы от запястья к внутренней поверхности локтя, напоминали старинную вязь. Точно такая же вязь после резкого рывка тонкой ткани, до сего мгновения бывшей платьем, начала появляться на ключицах, спускаясь ниже. Боли не было – физическую уже давно поглотила душевная, а ей на смену пришла пустота. Замешанная на отчаянном доверии.