Реликтовая популяция. Книга 1
Шрифт:
Такое было тем более странным, если вспомнить недавнее убийство полдюжины тескомовцев. Отделить хвост оказалось куда более трудным процессом.
Подумав так о странностях психологии разумных, Свим понял – от нелюдей ничего не дождёшься. Даже кровожадная калуба не торопилась предложить свои услуги. Они на него повесили не только руководство ими, но и выполнение подобных деликатных дел.
Вздохнув, он вынул меч…
Выродка Свим вынес на крышу башни на руках. Ф”ент спал, загипнотизированный хопсом, и ничего не чувствовал.
Наступал ранний вечер. Ветер начал стихать. Кло встретила дурба красноречивым взглядом, от
– Шейн, – сказала она грудным, берущим за сердце, голосом, обращаясь к нему, как к руководителю команды. – Всё готово к отлету!
– Тогда летим! – легко и весело проговорил Свим и улыбнулся Клоуде. – Всем в гондолу!
Шар, повинуясь двигателям веков, медленно поплыл на север. Ветерок задувал слева и чуть спереди. Кло назвала его древним словом – бейдевинд. Всех пассажиров охватило восторженно напряженное настроение. Они видели маленькую фигурку торна у подножия башни. Он махал им рукой. Они отвечали ему тем же.
Сестерций вскоре превратился в точку. Сверху можно было видеть лесок, куда он направлялся. И тут К”ньец упавшим голосом произнёс:
– Тескомовцы! Целый книр.
– Где? – у Свима перехватило дыхание.
Он рыскал взглядом по округе и ничего не видел.
– Смотри по моей лапине, – хопс показал куда-то за башню, уменьшившуюся до размеров сапога. – Там, на горизонте.
– Не вижу, – после долгого просмотра дали, в отчаянии сказал Свим и вытер набежавшую от напряжения слезу.
– Они уже повернули на передатчик в хвосте, за Сестерцием, – вскоре добавил к своим наблюдениям хопс.
– Они догонят его?
Хопс еще раз охватил всю панораму событий, разворачивающуюся под ними, видимую только ему.
– Торн идет быстрее их. Они отстают от него свиджа на два.
– Предупредить бы его. Но как?
Свим, в бессилии что-либо предпринять, сжал кулаки.
Заповедник Выродков
Глава 26
Камрат никогда ещё не испытывал такого восторга и наслаждения, как в первые минуты полёта на воздушном шаре. Он не подозревал такого величия проплывающей под ним земной поверхности. Всё было новым, имело другие пропорции и конфигурации. Необычный ракурс обзора совершенно изменял представления о деталях наземного пейзажа. Замысловатые по очертаниям картины лесных урочищ сменялись сероватой пеленой полей. Словно дети, бегающие за бабочками, развлекались многочисленные мелкие ручьи и ручейки, прокладывая свои русла: извилины, крутые повороты, тупиковые рукава, рыскание в поисках наибольшего перепада высот. То там, то тут крошечными тёмными пуговицами отмечали своё местонахождение озерца. И неожиданно – широкий, почти прямой поток, протянувшийся от горизонта до горизонта, темнеющий от наступающих вечерних сумерек.
– Свим, Свим! Смотри! – закричал мальчик, не сдерживая охватившей его радости. – Река!
– Неужели Ренца! Так быстро?.. Кло, это Ренца?
– Да, мы над ней, – устало проговорила Клоуда.
Возбуждение от знакомства со Свимом и переменой в её жизни уступило место другим, более прозаическим мыслям. И день был тяжёлым. Вылетали в спешке, рано утром. С собой не брали ничего съестного. Она проголодалась, силы стали покидать её…
Девушка сидела, облокотясь о гладкий планширь гондолы и время от времени
– Если это Ренца, то где-то на ней должен быть Перток. С какой стороны он от нас, не знаешь? – решил выяснить Свим.
– Вон он! Мы как раз пролетаем мимо него. Нет, нет, левее, – подсказала она Свиму направление, куда следует смотреть. – Город видно. Видите, огни! До него свиджа три-четыре, наверное, будет, не больше.
– Вижу! – обрадовался Свим непонятно чему. Что-то его взбодрило, хотя он ещё не сформулировал для себя, что именно. – Теперь, Кло, поверни на Фост. Это на запад.
Клоуда утвердительно кивнула и повторила слова Свима:
– Это на запад.
– Пешком мы к Ренце подошли бы только дня через два, да и то при благоприятных условиях! – наконец Свим разобрался, чему он радуется. Оказалось, скорости, с какой они пересекли пространство безо всяких усилий с их стороны. – Как думаешь, Кло?
– Не знаю, Свим. Я же по земле не хожу.
– Ну да, – согласился дурб. – А как долго мы уже летим?
– С праузу, наверное. На Пливином шаре были часы… И вообще, её шар был лучше моего. Она уже давно пилотирует, не то, что я.
– Збун с ними, с часами! Что от них хорошего? У меня в хабулине тоже есть часы. Большие. С боем… Что значит с боем?.. Они каждую праузу отмечают проигрыванием определенной мелодии. По двадцать раз в день. Приятно слушать. Но я не люблю часы. Это всё равно, что привязать себя ко времени. Нет уж! – Свим отмахнул рукой, показывая своё неприятие, словно нечто оттолкнул от себя. – Это древние почему-то считали часы одной из важной составляющей их повседневной жизни. А зачем, сами, поди, не знали. Всё время следить за каждой праузой? Когда же тогда что-то другое делать?.. Мера времени должна быть тут и тут, – Свим показал на грудь и голову. – Вот вас, пилотов, я слышал как-то, будто бы специально учат соизмерять время?
– Да, конечно. Пилоты должны это делать. Но я ещё не совсем хорошо ориентируюсь. Поэтому и сказала о примерном времени полёта. Около праузы.
– Слышали? – привлёк внимание друзей Свим. – Нас несёт раз в десять быстрее, чем, если бы мы сейчас ползли там, по земле!
– К тому же нас уже догоняли бы тескомовцы, – напомнил К”ньец. – Теперь, где они, а где мы.
– Ты прав, однако забудем пока о них.
Постепенно эйфория, связанная с полётом на шаре, стала спадать, понемногу превращаясь в банальную скуку. С кислым выражением на лице Свим выслушал новости, переданные ему из Центра: его оповещали об одном и том же – тескомовцы их хотя и ищут, но безрезультатно. Это уже были не новости, а бессмыслица какая-то. Не случись таких счастливых стечений обстоятельств, пережитых ими в течение сегодняшнего дня, их уже не искали бы, так как точно знали бы, где их можно поймать.
Калуба неподвижно сидела в передней части гондолы и с удивлением отмечала: она летит со сложенными крыльями. Вначале такой полёт её забавлял. Необычно и очень высоко. Калубы, потомки орлов, стали слишком тяжелы так далеко отрываться от земли. А монотонное плавное парение всё тянулось и тянулось без конца, и В”арьёсу не на шутку стала сердиться – ни кувыркнуться тебе в воздушном просторе, не спикировать на зазевавшуюся добычу, оттого крылья её стали болеть от постоянной готовности принять полёт на себя. Она скрипела клювом и булькала горлом от негодования.