Ремиссия
Шрифт:
— Да мы же только из гостей!
— Так кушать не хотите? Жалко.
— Ты не хлопочи, тетенька Манечка! Иди спать, для тебя уже поздний час.
— Да ничего, я книжку читала интересную, еще не спала…
— Что за книжка?
— У тебя с полки взяла. «Исход» называется. Какой-то Стивен Кинг написал. Я, вроде бы, слышала такое имя, он знаменитый, да?
Олег округляет глаза и принимается смеяться.
— Ой, тетечка Манечка! Он знаменитый, но книжка тебе не понравится… Она страшная!
— Ну, пока что нравится. И не страшно. Станет страшно — брошу.
— Хорошо, тетя Маня.
— Выздоровел? — с надеждой спрашивает Мария Петровна.
— Не знаю. Врачи говорят — ремиссия. Но, может быть, и выздоровел.
— Все равно тебе беречься надо, отдыхать… Иди.
Шаркая тапочками, Мария Петровна уходит в комнату, из-под двери которой сочится свет.
Олег в ванной, полуголый, в одних пижамных брюках. Чистит зубы. Сплевывает пену. В пене — кровь. Он сплевывает еще раз. В этот раз — еще больше крови. И вдруг — судорога проходит по его телу. Олега рвет черной кровью. Он кричит от боли. Падает на пол ванной. Словно в тумане, видит испуганных, в одних ночных рубашка Марию Петровну и Надю.
Больница.
Олега везут на каталке по длинному коридору. Перед его глазами мелькают ряды ламп на потолке. Рядом бегут врачи, полуодетая Надя. О чем они говорят — Олег не слышит из-за странного гула в ушах. Словно сотни, тысячи голосов что-то бормочут… Но потом он начинает слышать отчетливо два голоса. Один — басовитый — бормочет: «Дай другого!» Второй голос — тонкий, писклявый — отвечает: «Возьми другого! Возьми другого вместо меня! Возьми другого вместо меня!»
— Нет, нет! — стонет Олег. — Не дам… Больше никогда… Не получишь…
И тут же принимается кричать от боли.
Глава 3
Больничный коридор. Двери палат.
Возле поста медсестры стоит растерянная Надя, с нею — двое врачей: мужчина и женщина.
За окном занимается рассвет.
Откуда-то слышны крики Олега.
— Мы пытаемся купировать боль, — сухо, отрывисто говорит врач-женщина. — Мы влили ему суточную дозу диаморфина. Больше нельзя — есть риск для жизни. Сердце может не выдержать.
— Он уже давно должен бы спать… Такая доза — все равно что полный наркоз, — удивляется врач-мужчина. — Я не понимаю: невосприимчивость, что ли?
— Он так страдает! Так страдает! — всхлипывает Надя. — Господи, я не могу больше слушать… Как он кричит!
— Мужчины вообще не умеют терпеть боль, — говорит врач-женщина, почему-то с осуждением глядя на врача-мужчину.
— Олег обычно такой терпеливый… Может, дать ему еще немного обезболивающего? — просит Надя.
— Есть риск для жизни.
— Но он так страдает!
Крики вдруг прерываются.
Врачи удивленно переглядываются между собой. Надя напряженно вслушивается в тишину, потом вскрикивает — «Боже!» — и бежит по коридору к палате.
Из палаты выходят две усталые медсестры. Одна из них останавливает Надю:
— Не надо туда.
— Он умер? Скажите
— Нет, что вы! — взмахивает рукой медсестра. — Не волнуйтесь. Он просто заснул. Обезболивающие подействовали, боль купирована, он спит… Вы можете ехать домой, он проспит как минимум часов десять.
— А как он? — бестолково спрашивает Надя.
— Говорю же вам — спит! Кричал, бормотал что-то, бредил… Но это от наркотиков бывает. Зато теперь спит. Идите, вам тоже отдохнуть надо.
Надя стоит в нерешительности. Потом — поворачивается и уходит, ни с кем не прощаясь.
Врачи и медсестры смотрят ей вслед.
— Бедняга! — говорит врач-мужчина. — Совсем молодая баба, а сколько ей дерьма предстоит за мужем вынести. И не только дерьма.
Надя возвращается домой. Уже утро. Сережа завтракает на кухне, выбегает ей навстречу, за ним идет Мария Петровна.
— Мама, как там папа?
— Как Олежек?
— Ему лучше, — бормочет Надя. — Он заснул.
Она проходит в комнату и без сил падает на диван, прямо в одежде.
— Он все кричал… Кричал… Бормотал что-то… А потом заснул. Я тоже сейчас лягу. Вы извините меня, Мария Петровна… Вы с Сережей погуляете?
— Погуляю, погуляю. Поспи, детка.
Надя закрывает глаза.
Вечер. Надя на обеденном столе разбирает свежевыглаженное белье, раскладывает его стопочками. Звонит телефон. Надя подходит.
— Алло… Да, это я. Нет, Сергей Данилович, ничего. Я уже проснулась. Да, он у Марии Петровны, я решила, что так лучше. Я буду целые дни у Олега. Нет, он нормально это переживает. Он умный мальчик. Все понимает. Да, я звонила. Олег еще спит. Завтра поеду. Да. Хорошо.
Некоторое время Надя молчит, слушает. Потом с чувством восклицает:
— Боже мой!!! Как же так?! Господи, прямо проклятье какое-то! Ведь совсем недавно… Да, да, конечно, я понимаю. Нет, я думаю, ничего страшного, это же на несколько дней. Да, конечно, я сама справлюсь, Мария Петровна поможет с Сережей. Хорошо, если что-то будет нужно, я обращусь к Нине Антоновне обязательно. Но, я думаю. Мы справимся. Конечно, поезжайте. Господи, такой молодой еще мужчина! Ну, вы держитесь, Сергей Данилович. Я так вам сочувствую. Нет, все равно это тяжело… Все-таки родня. Да. Да. До свидания, Сергей Данилович.
Надя кладет трубку. Некоторое время стоит в потрясенном молчании, смотрит перед собой. Потом возвращается к столу и продолжает разбирать белье.
Больница.
Надя идет по коридору. На ногах — тапочки. В одной руке — пакет с туфлями, в другой — тяжелая продуктовая сумка. Проходя мимо поста медсестры, приветливо кивает. Подходит к открытой двери палаты и слышит бодрый голос Олега:
— Да врач говорит, что никакого ухудшения, вообще ничего! Все как было, даже лучше… Просто какой-то непонятный приступ боли и кровотечение. Я проснулся, они начали меня исследовать, всякие телевизоры в желудок совать. Ничего, даже рубца нет. Непонятно, отчего кровотечение.