Ремонт Земли. Трансатлантическая история экологической реставрации

Холл Маркус

История реставрации дает прекрасную возможность взглянуть на развитие не только ландшафтной архитектуры, но и экологии, что является темой главы 5. По мере того как все больше землепользователей стремились вернуть прежние природные условия, они стали все больше полагаться на научные экологические теории для того, чтобы понимать, что, собственно, представляли собой эти условия. Особенно в выявлении задач реставрации помогают теории сукцессии и климакса. Теоретически, обладая точной информацией о растительном климаксе, реставратор может создать четкую модель той экосистемы, которую ему предстоит воссоздать. После того как Ф. Клементс, Г. Коулз и другие экологи в 1910-1920-х годах разработали теорию климакса, ее поспешили взять на вооружение как ландшафтные архитекторы, так и землеустроители-утилитаристы. В последующие 10 лет экологи занялись поисками идеального климакса – того естественного первобытного состояния окружающей среды, который существовал до вмешательства человека. Этот поворот американских экологов к историческому методу знаменовал растущий интерес Америки к своему прошлому. Распространение

интереса к прошлому привело и к многочисленным попыткам что-то материально восстановить из него. Итальянцы, наоборот, были гораздо больше озабочены выбором восстановления одного среди многих образов прошлого. В то время как американцы стали более чуткими к своему прошлому, итальянцы стали более избирательными по отношению к своему.

Сегодня многие экологи-реставраторы продолжают работать с климаксной моделью, согласно которой почва, климат и огонь формируют определенное конечное состояние экосистемы, которое можно зафиксировать и воспроизвести. Однако появляется все больше свидетельств, что функционирование биотических систем может существенно отклоняться от простой климаксной модели и часто следовать сложным и непредсказуемым схемам, поэтому сегодня многие реставраторы ставят своей целью восстановление динамических биотических объектов, а не статического климакса, воспроизводя не только форму экосистемы, но и ее функции. Только специалисты-реставраторы, следующие новейшим теориям экологической науки, могут быть по праву названы экологическими реставраторами. Однако даже точное знание современных экологических принципов не может гарантировать, что реставраторы когда-либо смогут идеально идентифицировать те природные процессы и состояния, которые надеются восстановить. Экологи, вероятно, никогда не смогут предоставить реставрационистам точные описания истинных функций и форм природы.

Тут у читателя может возникнуть подозрение, что процесс реставрации мало чем отличается от садоводства. Садовники занимаются созданием красивых и функциональных ландшафтов, а реставраторы – воссозданием таких ландшафтов, вот и вся разница. Возможно, реставраторов, которые работают над восстановлением естественных (или диких) условий, можно рассматривать как садовников дикой природы. Титулованный эколог Д. Джанзен, например, называет реставрацию gardenification – процессом, в котором дикая природа культивируется, подобно саду:

Когда мы говорим о реставрации, мы говорим об огораживании, о засеивании, об удобрении, обработке и о прополке дикого сада. Иногда тут может пригодиться скальпель, иногда – бульдозер [Janzen 1998].

Тем не менее многие сегодняшние реставраторы заявляют, что они не просто садовники дикой природы. Реставрация, утверждают они, выходит за рамки садоводства, требуя от человека понимания, а затем – воспроизведения целого ряда тонких процессов, присущих нормальным, здоровым экосистемам. Садоводство, напротив, представляет собой подчинение экосистемы человеческой воле. Разумеется, реставраторы тоже в какой-то степени навязывают свою волю природе. Но многие из них считают, что их деятельность отличается от садоводства биоцентрическим мышлением: они восстанавливают экосистемы ради блага самих экосистем, а не человека. Такие аргументы подчеркивают важность рассмотрения землеустройства и ландшафтного дизайна с точки зрения места человека в природе, а не только с точки зрения эстетики или утилитаризма. Однако очевидно, что для того, чтобы в полной мере изучить историю реставрации, нам необходимо также узнать многое об истории садоводства.

Понятие «садоводство» – одно из ключевых, что стоит держать в уме при обсуждении реставрации. В узком смысле этого слова садоводство означает обработку небольшого участка земли для посадки семян и выращивания овощей или цветов. Однако, если рассматривать его в широком смысле, слово «садоводство» может означать всевозможные виды человеческой деятельности по трансформации природного мира в своих целях – от орошения пустынь для выращивания садов и расчистки лесов для создания пастбищ до посадок травы для борьбы с эрозией. Если рассматривать термин «садоводство» в еще более широком толковании, как это делает Джанзен, он может включать в себя также создание искусственной среды обитания, например затопление полей в целях создания водно-болотных угодий для разведения водоплавающей птицы. Фермеры, которые обрабатывают, засеивают и удобряют почву, по сути, такие же садовники, просто в более крупных масштабах. Первые европейские поселенцы в Америке, как и последовавшие за ними пионеры-фронтирсмены, видели себя садовниками, укротителями природы, покоряющими и мелиорирующими дикие земли. Сегодня европейские фермеры, обрабатывающие сельскохозяйственные угодья от Швеции до Италии, по-прежнему считаются садовниками сельской местности. Некоторые с готовностью навешивают на себя этот ярлык, получая значительные государственные субсидии на выполнение этой задачи.

Одной из ключевых задач почти любых сельскохозяйственных практик является сохранение благоприятных качеств земли, ее плодородности. Поскольку садовники и фермеры постоянно работают над восстановлением полезных свойств земли, в широком смысле этого слова их можно назвать первыми реставраторами. Французский философ XVIII века Ж. де Бюффон считал, что высшая цель человечества в отношении земли – возделывать и улучшать ее. «Дикая природа гадка и мертвенна, – писал он. – Я, только я могу сделать ее благоприятной для жизни». В этом (классическом для эпохи Просвещения) утверждении предполагается не только то, что природа приобретает ценность исключительно при участии человека, – в нем присутствует и понимание того, что любая мелиорация недолговечна. Спонтанные, энтропийные

природные силы (как одушевленные, так и неодушевленные) постоянно атакуют сады, созданные людьми, приводя их в негодность и запустение. По мнению Бюффона, если люди не будут противодействовать этим злым силам, угодья будут чахнуть и зарастут бурьяном, становясь гадкими и мертвенными. Таким образом, самый первый и базовый вид реставрации – это процесс мелиорации пришедших в упадок садовых угодий, который мы можем назвать поддерживающим садоводством.

Второй вид реставрации – репаративное садоводство, популяризацией которого занимался Джордж Марш. Марш заявлял, что люди могут не только делать природу благоприятнее, но и вредить ей. Он брал за отправную точку нетронутые дикие земли, которые затем – в результате человеческой деятельности – могли быть как улучшены, так и повреждены. Революционность идей Марша заключалась в том, что человек часто вмешивается в естественные процессы непрямым и неочевидным путем, из-за чего возникают эрозия почв, разлив рек и сокращение поголовья диких животных из-за чрезмерного промысла, поэтому человек должен прилагать усилия по исправлению сложившейся ситуации. Его книга «Человек и природа» стала переломной. После ее выхода в свет люди начали видеть угрозу окружающей среде не только в действиях природных сил, но и в действиях человека. Конечно, многие продолжали руководствоваться философией Бюффона, но новый взгляд на экологический ущерб породил и новый подход к реставрации.

Подобно тому как пришедший на смену философии Просвещения романтизм столкнул Homo sapiens с пьедестала и подверг сомнению его способность ответственно распоряжаться природными системами, постромантические мыслители пошли еще дальше и оспорили саму мысль о том, что человеческое вмешательство всегда идет этим системам на пользу. Если Бюффон считал, что просвещенный человек всегда благоприятно влияет на природу, а Марш затем уточнил, что он может навредить ей, к XX веку некоторые натуралисты начали говорить о том, что сама природа лучше распоряжается землей, чем человек. Для этой растущей группы энтузиастов дикая, нетронутая природа стала мерилом нормального, здорового состояния земли. На основе этого убеждения в благотворности дикой природы возник третий вид реставрации, который мы обозначим как репаративную натурализацию. О. Леопольд является, наверное, самым известным пропонентом репаративной натурализации, которую еще можно назвать ревайлдингом – процессом восстановления поврежденных диких экосистем. Сегодня этот вид реставрации наиболее популярен, но далек от того, чтобы полностью заменить собой два остальных. Если для Бюффона «культура» являлась главным фактором спасения природы, а для Марша – ее главной угрозой, для Леопольда «натура» – главный фактор спасения. Каждый из этих деятелей работал в рамках парадигмы, установленной его предшественниками, при этом добавляя в нее новые элементы. Одна из задач главы 6 состоит в том, чтобы провести различие между тремя точками зрения, показав при этом, как их смешение может привести к недоразумениям на этапе планировки, непосредственно в процессе реставрационных работ.

Последней задачей книги является намерение выявить и показать читателю те тесные связи, которые существуют между движением в пользу охраны дикой природы и ревайлдинг-движением. Дикая природа – это объект, а ревайлдинг – процесс, который на нее направлен. Оба движения появились благодаря чувству восхищения неким идеалом (реальным или мифологизированным) нетронутой дикой природы. Вряд ли можно назвать совпадением то, что Леопольд стал одним из членов-основателей появившегося в 1935 году Общества дикой природы, будучи при этом одним из ведущих сторонников реставрации диких земель. В 1934 году Леопольд в должности председателя дендрария Висконсинского университета утверждал: его главной задачей в этой роли было «воссоздать… образец исконного Висконсина, того, как выглядел округ Дейн, когда наши предки прибыли сюда в 1740-х годах». Позже он писал в «Альманахе Сэнд Каунти», что «первым правилом умелого ремесленника является сохранение всех составных частей» [Jordan 1983]. Таким образом, для Леопольда умелым реставратором является тот, кто выявляет, сохраняет и собирает элементы экосистем прошлого. Советуя землеустроителям «думать, как гора», Леопольд тем самым предлагает им обращаться с землей так, как с ней обращалась бы природа в отсутствие людей. Леопольд считал, что и защита дикой природы, и реставрация поврежденных экосистем являются частями одного процесса по способствованию самоорганизации безлюдной природы. История реставрации может как помочь разобраться в наших представлениях о деградации окружающей среды, так и внести ясность в представления о дикой природе.

Как предостерегает нас историк окружающей среды У. Кронон, дикая природа не приемлет человека, а мы, поклоняясь ей, пренебрегаем близкими нам повседневными очеловеченными ландшафтами [Cronon 1995]. Когда активисты лоббируют сохранение дикой природы или работают над ее восстановлением, они в конечном счете больше доверяют природе, чем людям. Я считаю, что и Леопольд, и Марш придерживались типично американских взглядов на природопользование. Через 70 лет после того, как Марш призвал американцев скептически относиться к тому, как человек обходится с Землей, Леопольд сказал им доверять тому, как ей распоряжается сама природа. В то же время по другую сторону Атлантического океана итальянцы придерживались совершенно иного взгляда на мир, сохраняя веру в благоприятное влияние человека на окружающую среду. Таким образом, предостережения Кронона относятся скорее к американцам, чем к тем, кто сохраняет уверенность в способности человечества ответственно распоряжаться природой. Впоследствии мы увидим, что история реставрации предоставляет прекрасную возможность для изучения идей дикой природы, бытующих вне американского контекста.