Ремонт Земли. Трансатлантическая история экологической реставрации

Холл Маркус

В конечном счете может показаться, что реставраторы Сикстинской капеллы восстанавливали исключительно «культуру», а реставраторы дикой местности воссоздают только «натуру». На самом деле и в капелле, и в диком лесу «натура и культура» переплетаются в гораздо большей степени, чем может показаться на первый взгляд. Неважно, мыслим ли мы, как Бюффон, Марш или Леопольд. Любой реставратор имеет дело и с «натурой», и с «культурой». Но его взгляд на их роли в процессе реставрации зависит от того, к кому он себя относит – садовникам-культиваторам, восстановителям или натурализаторам.

Когда в 1960-х годах руководитель Сьерра-клуба Д. Брауэр боролся с беспорядочным массовым строительством гидроплотин, которым занималось Бюро мелиорации США, он использовал Сикстинскую капеллу в качестве метафоры Большого каньона. С точки зрения Брауэра, уничтожение природного наследия являлось еще большим преступлением, чем уничтожение цивилизационного наследия. Когда сторонники строительства плотины в Большом каньоне аргументировали свою точку зрения тем, что туристам станет сподручнее исследовать каньон на лодках, Брауэр ответил на это полностраничным объявлением

в The New York Times. Оно гласило: «Может, и Сикстинскую капеллу следует затопить, чтобы туристы смогли лучше разглядеть ее своды?» Этими словами Брауэр фактически повторил аргументы Дж. Мьюира, который двумя поколениями ранее боролся со строительством плотины в каньоне Хетч-Хетчи Йосемитской долины. «Перегородить Хетч-Хетчи – святилище, которому нет равных среди воздвигнутых человеком! С тем же успехом мы можем затопить все церкви и соборы, превратив их в водохранилища», – сокрушался Мьюир. Сравнивая дикие каньоны и долины с человеческими святынями, эти активисты тем самым пытались открыть глаза на наши самые сокровенные представления о мире природы. Мьюир указал на то, что дикая природа может обогатить человеческий дух. Брауэр же напомнил, что творения природы могут соперничать с творениями человечества или превосходить их. В обоих случаях на кону стояло сохранение не просто каньона, а природной святыни 2 .

2

Реклама Сьерра-клуба из The New York Times за 16 апреля 1967 года.

Реставраторы и сегодня восстанавливают каньоны как природные святыни. В 1960-х годах на реке Колорадо, чуть выше по течению от Большого каньона, была построена дамба Глен-Каньон. Сейчас она удерживает более 200 миль глубоких вод в окружении высоких стен речного канала. Все больше любителей природы оплакивают погребенную под ними великолепную природную святыню. В 1996 году члены Сьерра-клуба единогласно и настоятельно потребовали демонтировать дамбу и осушить водохранилище [Brower 1997]. Однако, прежде чем обрушить ковши экскаваторов на Глен-Каньон, стоит обратить внимание на дискуссию вокруг реставрации Сикстинской капеллы. На сегодняшний день дно каньона покрыто толстым слоем черного ила, а его склоны окружены сплошным кольцом осадочных отложений. В этой ситуации вопрос демонтажа дамбы становится неразрывно связан с философией и целеполаганием экологической реставрации. Как и в случае с шедевром Микеланджело, возникают вопросы: можно ли в полной мере восстановить этот каньон, нужно ли это в принципе. В отличие от ситуации с Сикстинской капеллой мы можем задуматься, насколько природа способна сама по себе оживить Глен-Каньон и вновь наполнить его пением соловьев, смыть со дна грязный ил, очистить его склоны и заставить их вновь расцвести пенстемоном, гилией и цветами тополя.

Глава первая

Два мира Джорджа Марша

Одним октябрьским утром 1856 года на ярмарке штата Нью-Гэмпшир перед делегацией от города Конкорд собралась толпа, чтобы послушать приглашенного спикера. Достопочтенный Джордж Перкинс Марш, бывший конгрессмен из Вермонта, намеревался рассказать о некоторых заграничных сельскохозяйственных практиках, особенно о тех из них, которые было бы неплохо перенять жителям Новой Англии. Марш совсем недавно вернулся в Америку после почти пяти лет дипломатической миссии в Турции и Греции, успев посетить множество стран Европы и Средиземноморья. Он путешествовал по Альпам на повозках, пересек Босфор на каике, посетил Египет верхом на верблюде. «Англия не занимает заметного места в моих набросках», – так он начал свою речь. Поскольку характеристика почв и основных посевных культур, а также политические и религиозные институты в США и Англии довольно схожи, в обеих странах объекты и процессы сельскохозяйственного труда, по сути, одинаковы. Возможно, американцам и было чему поучиться у британских землепользователей, но Марш считал, что будет любопытнее обратить внимание на страны, чьи сельскохозяйственные культуры, способы обработки почвы, привычки сельской жизни, климат и земля больше всего не похожи. В поисках столь разительных отличий в способах хозяйствования необходимо было перенестись на юг Европы, ближе к Средиземному морю.

Именно резкий контраст между реалиями Новой Англии и Южной Европы делал их сравнение наиболее информативным. Иные культурные традиции, растительный мир и рельеф местности означали, что жители Новой Англии и Средиземноморья совершенно по-разному подходили к проблемам сельского хозяйства. Марш обратил внимание, например, на широкое распространение во Франции и в Италии многолетних культур, таких как виноград или яблони. В Вермонте и Нью-Гэмпшире же основой сельского хозяйства были однолетники – кукуруза и картофель. По его словам, хотя такие предпочтения во многом объяснялись климатом, традиции также играли немаловажную роль. Далее Марш описывал хитрый способ быстрой сушки сена, которым пользовались итальянские крестьяне: они выкладывали свежескошенную траву на крутых горных склонах, удерживая ее установленными по периметру вертикальными шестами. Кроме того, они знали способ заставить снег таять быстрее ранней весной – разбрасывали поверх него небольшое количество чернозема. Итальянцы придавали большую ценность определенным материалам, таким как древесина для растопки и навоз, и строили свои жилища так, чтобы тех не могли коснуться наводнения, оползни и прочие бедствия, которых американцы не привыкли бояться.

Для американца, путешествующего по южным регионам Европы, по словам Марша, самым поразительным будет полное отсутствие чего-либо напоминающего американское представление о лесе, поскольку европейцы уделяли гораздо больше внимания обновлению и сохранению лесов: «Сотни акров ежегодно засаживается дубами, соснами, лиственницами и прочими древесными породами» [Marsh 1856].

Марш хотел заставить своих слушателей задаться вопросом, почему европейцы, а не американцы первыми начали сохранять и восстанавливать свои леса.

В этой ранней экологической речи, произнесенной за восемь лет до выхода в свет книги «Человек и природа», Марш уже поднимал вопрос о способности человека, во-первых, наносить ущерб Земле, во-вторых, начать восстанавливать ее. Предвосхищая главы «Леса», «Воды» и «Пески», Марш описывал, как на некогда густо покрытых лесами горных склонах Европы бурные потоки воды вызвали обширную деградацию почвы и обнажение горных пород. Во многих местах уже представлялось «невозможным вылечить причиненное зло и остановить будущие разрушения». И все же Марш оставлял место надежде. В дополнение к приведенным им примерам лесовосстановления Марш также описал работы по осушению болот, которые ему довелось посетить неподалеку от Флоренции. С XVIII века там трудились итальянские инженеры, которым в результате удалось рекультивировать обширные территории, «вернув им плодородие и благоприятные свойства». Здесь, в верховьях реки Арно, в Валь-ди-Кьяна, паводковый поток удалось отвести в низменные районы, чтобы занести туда целебный для земли ил. Марш высоко оценивал эти начинания итальянцев. «Предприятия, описываемые мною, есть одни из самых замечательных триумфов человечества над природой. Они представляют особый интерес, поскольку демонстрируют собой тот редкий случай, когда почва, которую человек когда-то использовал, истощал и наконец забросил, была бы возвращена под его власть». По мнению Марша, реставрация представляет собой процесс восстановления продуктивности, стабильности и эстетической ценности деградированных земель, в результате которого они снова могут приносить пользу людям. Хотя Марш стремился восстанавливать культивированные земли, а реставраторы будущего будут отдавать предпочтение естественным ландшафтам, их объединяет одна цель – восстановление земель, поврежденных человеком. Все современные реставраторы, которые стремятся вернуть природу в определенное состояние, существовавшее до разрушительного вмешательства человека, по сути, действуют в рамках парадигмы, заданной в свое время Маршем [Ibid.].

Окрещенный своим биографом Д. Лоуэнталем пророком консервации, Марш до сих пор упоминается в инновационных природоохранных проектах по всему миру, начиная с России, Индии, Австралии и кончая Соединенными Штатами Америки и Западной Европой. Тем не менее некоторые ученые утверждают, что Марша нельзя назвать основоположником нового консервационистского взгляда на защиту окружающей среды. Согласно им, он всего лишь синтезировал и популяризировал уже существовавшие до него убеждения. Исследователь Р. Джудд, к примеру, указывает на то, как в начале XIX века консервационистская этика получила развитие в среде обычных жителей Новой Англии. Р. Гроув же утверждает, что еще в XVII веке заселявшие тропические острова (например, Маврикий) европейские колонисты отдавали себе отчет в том, что их присутствие нарушало экологический баланс. Однако более важным, чем поиски пророков и апостолов консервации, является понимание основных изменений в природоохранной мысли, которые происходили в этот период. Каким было главное послание Марша (и не столь важно, было ли оно действительно первопроходческим или в чем-то вторичным), которое перевернуло человеческие представления о природопользовании? Чем взгляд Марша на место человека в природе существенно отличался от общепринятых идей до него [Lowenthal 1958; Judd 1997; Grove 1995]? В поисках ответов на эти вопросы можно сделать вывод, что философия Марша включает в себя три основных предположения:

1) человеческое вмешательство в природные системы может привести как к положительным, так и к разрушительным результатам;

2) способности природы к самовосстановлению поврежденных человеком систем ограничены;

3) люди могут вредить природе, даже когда уверены, что улучшают ее. Как мы видим из утверждений Гроува и Джудда, первые два взгляда существовали задолго до Марша. Однако мысль о том, что даже человек, действующий разумно и предусмотрительно, все равно способен нанести ущерб окружающей среде, представляется революционной для того времени. Идея непреднамеренной деградации окружающей среды человеком резонирует с восприятием дикой, нетронутой природы как в целом благодатной, которое получило распространение в Новом Свете во второй половине XIX века. Только после того, как люди пришли к представлению о том, что свободная от людей земля имеет свои преимущества, мог появиться такой мыслитель, как Марш, утверждающий, что человек часто не обращает внимания на наносимый им ущерб. В странах Европы, в которых побывал Марш, местные не видели ничего хорошего в земле, свободной от человека. Марш подвергнул сомнению их убежденность в том, что рациональный человек всегда действует на благо земле.

Позитивное и негативное влияние человека на землю

Постоянно предостерегая людей от пагубного воздействия на землю, Марш в то же время упорно проповедовал репарационный потенциал человечества. С каждой новой статьей или выступлением Марш все громче заявлял об угрозе деградации окружающей среды, а затем возлагал все большую надежду на ее восстановление. Через год после своего выступления на ярмарке в Нью-Гэмпшире Марш был назначен комиссаром по рыболовству штата Вермонт. Перед ним встала непростая задача по восстановлению опустошенных рыбохозяйственных водоемов региона. Будучи в юности заядлым рыбаком, проведшим немало времени у ручьев неподалеку от семейной фермы в вермонтском местечке Вудсток, Марш не мог не заинтересоваться исчезновением рыбы в водоемах родного штата. Сокращение численности сухопутных видов, таких как олень или заяц, легко объяснялось чрезмерным промыслом или недостатком прокорма, а вот падение вылова рыбы по тем временам было объяснить труднее. Примитивные решения вроде запрета на рыбную ловлю в установленных местах в определенные времена года мало чем помогали в восстановлении популяции рыбы. Тут требовалось нечто большее, чем простейшая консервация.