Ренегат
Шрифт:
— Прости, — пугающе тихо произносит отец и виновато смотрит на меня. — Я не могу…
— Не беспокойся, — отвечаю я. — Я все понимаю.
— Ты всегда найдешь меня в своих воспоминаниях.
— Конечно. — Я обнимаю отца, но в это раз бережно, словно боюсь причинить ему физическую боль. От его рубашки тянет затхлостью. Я припоминаю, как отец когда-то сказал, что память — не место для уединения, ведь там полно тех, кто нужен нам, как воздух. Он оказался прав. Но, тем не менее, в воспоминаниях он всегда со мной.
Попрощавшись, я приседаю на корточки и заползаю в
— Эй! — слышу слабый голос. Кто-то касается моей ноги, и мгновенно перевернувшись, отползаю как можно дальше. — Это я.
Остановившись, вижу Еву. Как я могла не узнать ее голос! Один находится в полулежащем положении, словно расплывается. Она болезненно-бледная, а ее красные глаза слезятся. По всей видимости, Ева в том неутешительном и беспомощном состоянии, котором я была минут десять тому.
Пока Ева лениво бормочет что-то невнятное, отчетливо издавая лишь некоторые буквы, я осматриваю помещение. Где мы находимся? Что это за здание? И насколько оно велико?
Мы в просторной комнате, в обклеенных блестящими металлическими пластинами стенах которой, я разглядываю свое искривленное отражение. Пол покрыт длинными темными пятнами, а руки Один перепачканы чем-то багровым.
— Я, — едва шевелит губами Ева, — рада тебя видеть.
Один пробует сесть, но ноги скользят, а тонкие руки безвольно сгибаются, и Ева сползает на пол.
— Спокойно, — я сажусь рядом с Евой. — Это из-за дыма. Скоро все пройдет.
— Надеюсь. — вздыхает Один.
— Держись. Скоро все закончится. — подбодряю я ее.
— Ага, — горько ухмыляется Один. — Когда отделят сильных от слабых.
— Нет, — отрицаю я, — все закончится, когда мы выйдем отсюда.
— Зачем нужны проверки? Почему не убить всех сразу? Чтобы найти сильных? Слабых? Бред… — Ева откидывает голову и закрывает глаза. — Знаешь… Я одна из них… из слабых.
— Ты не соображаешь, что говоришь. — Я касаюсь холодных пальцев Один, и понимаю, что они в липкой крови. — Ты отравилась дымом и теперь сама не своя. Что произошло? Чья это кровь?
— Там труп, — отвечает Ева, смотря через мое плечо. Я оборачиваюсь, но в комнате больше никого не обнаруживаю. — Он был живой, напал на меня… Я защищалась, мне пришлось его застрелить.
Я настораживаюсь: в помещении огромные лужи, одежда Евы испачкана, но трупа нет и оружия тоже.
— У тебя был пистолет? — спрашиваю я, всматриваясь в изнеможенное лицо Один.
— У него. — отвечает Ева. — Я отняла и застрелила… Разве ты не видишь?
Я отрицательно мотаю головой, и Один огорчается. У Евы галлюцинации, и труп всего лишь мнимая иллюзия, но кровь — настоящая, ведь я ее вижу.
— Тебе больно? У тебя где-то болит?
— Нога, — слабым голосом отвечает Ева.
Смотрю на голень Один и, испытывая
— Я поищу выход. — решаю я и поднимаюсь.
— Я все обыскала. Выхода нет! Один сплошной лабиринт. — едва не рыдает Один. — Я пробовала открыть дверь лифта, но у меня ничего не получилось.
В надтреснувшем голосе Один звучит отчаяние. Что с ней произошло за то короткое время, пока она была здесь? Почему она смирилась? Она могла бы ползти. Может, Один уже мысленно проиграла свою битву за жизнь? Ведь это действительно так. Сейчас мы боремся за свое подальше существование.
— Разве ты не видишь, что это конец? — Ева смотрит на меня безумными глазами.
— Нет, это только начало. — резко отвечаю я.
Снова рассматриваю Один. На ее лице появились маленькие капельки пота, увлажненные глаза по-прежнему красные. Я вынуждена оставить Еву одну, здесь, чтобы быстрее найти спасительный выход.
— Я скоро вернусь. — предупреждаю я.
Обойдя три одинаковых помещения, я не нахожу ни малейшей щели. Лифт действительно закрыт, причем намертво, и как бы я не пыталась его открыть, дверь не поддается, но, судя по невнятному шороху, внутри кто-то или что-то есть. В полу и на потолке тоже ни одного изъяна.
Сбавив темп, я останавливаюсь посреди одной из затхлых комнат. Слышу звонкий лязг металла, тяжелое дыхание заглушает враждебное рычание. Медленно поворачиваюсь и цепенею от кромешного страха. Вчера за Дугой на меня напало больное существо похожее на человека, а сейчас передо мной стоит огромная, черная, короткошерстная, тоже нездоровая, собака. Из ее рта тянется вязкая слюна, тоже цвета гнилой тыквы, и капает на пол. Собака смотрит на меня, как на добычу, которой я, очевидно, сейчас стану. Наверно, обезумевшее животное не против полакомиться свежим мясом, особенно, когда оно голодное. Зверя, точно никто не кормил, к тому же давно: его кости обтянуты кожей, а живот сильно втянулся. Но псина не кажется слабой.
Не упуская из вида опасное животное, семеню назад. Возможно, эта тварь напала на Еву, ужасно изуродовав ее ногу. Стараюсь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать животное. Хромающая псина свирепо набросится на меня — и я буду защищаться. Бежать некуда.
Я отхожу — животное приближается. Вязкая жижа течет из его пасти на пол. В конце концов, пес скалит зубы, предупредительно рычит и бросается на меня. Я инстинктивно закрываю лицо, и его острые клыки вонзаются в мою левую руку. Чувство, будто бы ее разломали. Стиснув зубы, терплю боль. Стряхиваю, почувствовавшую вкус крови, разъяренную тварь и одним ударом ноги откидываю от себя. Собака валится на пол и снова поднимается. Еще один укус — и мне конец, я не смогу отбиться. Нет, я не позволю ей вновь напасть на меня. Что есть мощи, бью тварь ногой, и она, скуля, забивается в угол. Осознав, что я раздавила голову животного, словно орех, отхожу. Боль затуманила мой разум, и я не соображала, что делаю. Кровь животного на стенах, потолке и моей одежде.