Ренегат

Хавелок Хардли

— Не получилось.

— Тогда, тебе необходимо подремать.

— Если удастся… — сомневаюсь я, вдыхая морозно чистый запах свежести, источаемый светло-серой футболкой Люка.

— Я побуду, пока ты уснешь. Ну, а если, проснувшись, меня не увидишь — я узнаю, как обстоят дела в столовой. Поняла?

— Угу. — тихо вторю я.

— Сюда никто не зайдет, будь спокойна. Сюда, кроме тебя больше никто не заглядывал.

— Как это мило. Твое скромное жилье, почти любовное гнездышко, доступно только нам.

— Практически угадала. — смеется

Люк, лаково поглаживая меня по макушке.

Сны бывают разные: те, в которых хочется остаться, и, те от, которых никак не удается сбежать. Но все одни ведут нас к тому, что мы — сознательно и не только — стремимся понять или желаем увидеть. Лично я бы с превеликим удовольствием осталась бы в добрых, уютных сновидениях, но не проходит и пол часа, как созерцаю двадцатый сон, под конец которого в дикой агонии схватываюсь из-за собственного храпа, похожего на громоподобное хрюканье. Я обычно не издаю звуков, когда дрыхну, — по крайней мере, раньше их не слыхала. Видимо, в этот раз — хорошо, что никто не слышал — я невероятно глубоко уснула. Вне всякого сомнения, всему виной минувшая бессонная ночь.

Недурно, конечно, беззаботно валяться в теплой постели, когда из Норы долетают громкие ликующие возгласы, равномерное бряцанье и странный лязг. Мне чудится или это сооружают клетку? Смеживаю веки и непонятно для чего представляю, как Хонор Трикс в возведенном строении избивает меня до смерти. Я умоляю его остановиться, слезно прошу смилостивиться, но он будто не слышит. Трикс вырубает меня первым же ударом, и, как только я падаю, он, наступив на мою голову, раздавливает ее, как орех. Хрусь — раскололся череп, чвак — это дуралей Хонор вляпался в мои растекающиеся мозги. Брр, ужас, если кратко! Даже кожа мурашками покрылась.

Щелкает дверной замок и в расширяющемся отверстии появляется Люк, заносящий тяжелый поднос. Я метаю любопытный взгляд на парующие горки еды.

— Обед и ужин отменили. — заявляет он. — Наказание за беспорядки. Но я кое-что достал.

— Не скромничай. — с неизъяснимой нежностью в голосе прошу я. — Съешь столько — и лопнешь, не отходя от стола. А тебе это вредно.

— Поднимайся, Маверик. — улыбается Люк. — Будем обедать.

— Как скажешь, — бодро отвечаю я. — Я уже достаточно отдохнула и с избытком пополнила запас сил.

Люк протягивает руку, мол, иди бегом ко мне. Он, оставив яство на столике, подошел к кровати достаточно близко, чтобы я, вскочив, прыгнула на него с криком:

— Спасайся, кто может!

Кажется, ему не составило труда поймать меня, и теперь он, едва слышно и довольно похихикивая, несет меня на диван, где, устроившись рядом с ним, рассматриваю свежеприготовленное кушанье. За завтраком я не успела и крошки в рот закинуть, а сейчас в животе урчит, как в старых водосточных трубах. Поэтому идея налопаться вкусностей не такая уж и плохая, и я нескончаемо признательна Люку за его безмерную заботу.

— Как там? — интересуюсь я. — Селестайн утихла?

— Нисколько. Она в ярости и, думаю, еще не скоро

выйдет из шока. — Люк щипает меня за щеку. — Хоть это была и редчайшая глупость, свойственная исключительно сидящей рядом симпатяге, но я тобой горжусь.

— Всего-то? — смущаюсь я. — По-моему я заслужила больше. Разве ты так не думаешь?

— Я тебя обязательно вознаградю. — Люк оплывает широченной — от уха до уха — улыбкой. — Не позже.

— Недавно это слышала. — тяжело вздыхаю я. — Там строят клетку?

— Ага. — вручая мне вилку, кивает он. — Но пока начнутся бои, у нас есть немного свободного времени. Мы можем провести его с пользой.

— Я боюсь, что не справлюсь. — робея и стыдясь, выказываю я свои потаенные страхи. — Я недостаточно сильная…

— Маверик, — чопорно обращается он ко мне, — вспомни, что мы пережили. И ты, на самом деле, еще не до конца осознаешь на что способна. Поэтому я запрещаю тебе так думать. Твой отец в тебя верил.

— А ты?

— И я тоже.

Люк приглаживает мои волосы.

— Хочешь дать мне жизненно важные наставления? — спрашиваю я, предварительно поразмыслив над тем, что мне необходимо знать, чтобы пройти грядущее испытание.

— Не дай себя ударить. — После недолгих размышлений отвечает он. — Бегай, прыгай, увертывайся, но не позволь себя ударить. И не падай. Это основное.

— Ладно. Не дать себя ударить и не падать. — бубню себе под нос, будто заучиваю.

— Упала — вставай! Не валяйся подолгу, потом у меня отлежишься.

— Поняла. — жизнерадостно отпускаю я.

— И отыщи у соперника слабые места. У каждого человека есть слабые места, каким бы сильным он не казался.

— И как я их вычислю? — озадаченно хмурюсь я, ведь, наверняка, это сложно.

— К ним часто прикасаются или прикрывают. Поймай момент.

— А какая у меня слабинка? — допытываюсь я.

— Ты жуткая замухрышка, вечно на что-то отвлекаешься.

Жадно и с досадой попятившись на остывающую снедь, прикусываю язык и терпеливо жду, когда Люк разрешит ее поглотить, что я сделаю с неимоверной любознательностью. И едва услышав его голос, хоть и не разобрав ни слова, разрушаю аккуратную стопку мясных блинов. Смачно наворачиваю пару штук, и берусь за студень и еще теплые хлебцы с хрусткой корочкой. Вскоре я зачищаю, как снег лопатой, треть подноса. А, закончив с сытным обедом, поворачиваюсь лицом к Люку и благодарю его за то, что спас меня от ненавистной желудочной пустоты.

— И что бы я без тебя делала! — оптимистически восклицаю я. Он стискивает мою руку в своей — на улетучивающееся мгновение чувствую необычное, будоражащее тепло, будто мне его передает Люк, и я серьезно добавляю: — Я тебя люблю.

Люк подтягивает меня к себе и я, устроившись у него в крепких любящих объятиях, утыкаюсь носом в его щеку и слышу:

— Я тебя тоже, Маверик.

— Ты чего киснешь? — Я нежно чмокаю его. — Не беспокой так из-за проверки, пожалуйста. Лучше расскажи что к чему, чтобы я была в курсе.