Рентген строгого режима
Шрифт:
Наконец все работы были закончены. Второй штатив смотрелся как фабричный, и все, кто его видел, с трудом верил, что такое можно изготовить в лагере. В общем, мой второй рентгенкабинет выглядел и оснащен был великолепно, не хватало только мебели. И я, из стационаров, конечно, притащил несколько белых табуреток и колченогий небольшой столик. Поставили мне и простой топчан для спанья, который где-то упер вездесущий Кочергин. Но что делать с мебелью, я не знал, а мне, конечно, хотелось, чтобы мебель в кабинете была и красивой, и удобной. Помог, как всегда, случай...
В нашей стране, как известно, культивируются и поощряются всякие социалистические соревнования,
За день или два до праздника по лагерю из барака в барак ходила большая начальственная комиссия, все в погонах, конечно, заглядывали во все закоулки лагеря и бараков. Кто-либо из членов комиссии мог, например, вытащить из кармана шинели кусочек марли и провести ей по оконному переплету, и не дай бог, если на марле окажется пыль... Меня всегда поражало, когда я наблюдал за работой очередной комиссии, что никто из ее членов никогда не интересовался самым важным – что думают, чувствуют, о чем мечтают тысячи людей, несчастных заключенных... За какие грехи их так страшно, так жестоко наказали? Конечно, в глазах членов комиссии, пыль на окне в бараке неизмеримо важнее страданий какого-то там несчастного русского солдата, плохо даже понимающего, за что ему определили двадцать лет каторжных работ.
Комиссия ходила по лагерю и считала очки. Лагерь, набравший наибольшее количество очков, занимал 1, 2 или 3-е место в трудовом соревновании. Не знаю, наверно, лагерное начальство получало какое-либо материальное поощрение при занятии этих первых трех мест, иначе зачем же они бегали по лагерю как угорелые и нещадно гоняли бедных помпобытов и дневальных, требуя уборки, чистоты и покраски. Самым замечательным в этой эпопее было то, что для всех этих работ в лагере не давали ни грамма краски, ни кусочка тряпки, ни метра стекла. Все материалы зыки должны были добывать сами, что они и делали – просто воровали на шахте...
За несколько дней до 7 Ноября 1952 года в наш лагерь прибыла большая проверяющая комиссия во главе с начальником Речлага знаменитым генералом Деревянко. Шикарный был генерал! Высокий, стройный, красивый, в красных лампасах и с генеральским голосом. К моему изумлению, вся эта высокая комиссия нагрянула в мой кабинет. Видимо, Бойцова и Токарева, в надежде сразу получить несколько десятков очков за самодельный рентгеновский кабинет, нахвастали генералу о своей инициативе, и генерал внял, вошел, сел посередине аппаратной на скрипучий белый табуретик. Внимательно оглядел два огромных белых рентгеновских штатива, стены, потолок, пол и окна. Все молчали. Потом генерал внимательно оглядел всех нас и обратился почему-то именно ко мне с вопросом:
– Скажите, сколько стоит эта аппаратура?
– Около ста тысяч рублей, гражданин начальник, – своим тоже «генеральским» голосом ответил я.
– Вот, – возвысил вдруг голос генерал, – такая дорогая аппаратура, сколько труда во все это вложено, а вы не смогли сделать мебель для кабинета. Безобразие! Вот скажу в комиссии, чтобы с
Встал с громко запищавшего табурета и в гневе вышел. Я еле удержался от смеха, глядя на расстроенные физиономии Бойцовой и Токаревой.
Мне, конечно, было смешно, все понимали, и генерал в том числе, что заботиться о мебели должно было руководство санчасти, а никак не я, и поэтому генерал свой гневный взор направил на Бойцову и Токареву, и они тоже глубоко осознали свою вину перед Родиной...
На следующий день рано утром меня вызвали обе начальницы и спросили, что нужно сделать, чтобы быстро изготовить мебель для кабинета. Конечно, я успел все обдумать и ответил им, что мебель спроектирует мой друг художник Юрий Иванович Шеплетто, а изготовить гарнитур можно в ДОКе шахты, где есть великолепные мастера-краснодеревщики.
– Только вот что, граждане начальники, – добавил я, – мебель, если она будет красивой, долго в кабинете не простоит, ее обязательно заберет какой-либо опер или любой другой начальник, так что мебель должна быть красивой и удобной, но совершенно непригодной для квартиры или служебного кабинета.
Обе дамы рассмеялись и сказали, что я напрасно беспокоюсь, они никому мебель не отдадут. Но я лагерные порядки уже хорошо знал и даже имел некоторый опыт в этом. Незадолго до описываемых событий мне кто-то из лагерных художников, в знак особого уважения, подарил написанную маслом великолепную копию «Цыганки с бубном». Автора оригинала я, к своему стыду, ни тогда, ни потом так и не узнал, но полагаю, что эта картина итальянской школы. Картина была большая, метр на восемьдесят сантиметров, в хорошей раме, она весьма украсила вестибюль перед моим кабинетом, и я очень ею гордился. Но недолго картина радовала меня и моих друзей, в мое отсутствие пришел солдат, присланный каким-то опером, и унес картину. Когда я пришел с шахты и вместо картины увидел только кривой гвоздь в стене, меня охватило прямо-таки бешенство.
– Вот сволочь, вор, подонок! – орал я на весь стационар, забыв всякую осторожность.
Ходил даже жаловаться Бойцовой, но она только тупо смотрела на меня и ничего не сделала. Так и пропала моя картина...
По моей просьбе мой дорогой Юрочка спроектировал великолепную мебель для вестибюля, аппаратной и пультовой. Юра постарался на славу, и я очень скоро получил из ДОКа большой гарнитур, отлично изготовленный из лиственницы и покрытый спиртовым лаком. Для лака нужен был спирт, и начальник ДОКа потребовал у меня целых три литра! Ужас как много... Я пошел к Токаревой и был очень удивлен, когда она без лишних слов приказала передать начальнику ДOKа три литра чистого медицинского ректификата. Уж не знаю, сколько из этих литров работяги выпили сами, я во всяком случае тот спирт даже не понюхал...
В гарнитуре, и это было главным для меня, была полумягкая, очень красивая, обитая белой клеенкой кушетка. Верх ее был на петлях, под откидным ложем красовался большой ящик, куда я мог укладывать матрас, одеяло и подушку. Это было тем более удобно, что если утром я просыпал подъем, а ко мне неожиданно направлялось начальство, мне хватало буквально нескольких секунд, чтобы убрать постель, накинуть белый халат и сделать вид, что я вообще со вчерашнего дня так и не ложился... В общем, я от мебели был в восторге: Юра удивительно тонко реализовал идею, чтобы мебель была красивой, удобной, но в то же время пригодной только для моего кабинета. Мебель всем очень понравилась, и теперь Токарева могла смело приглашать любую комиссию, очков с лагеря никто уже не снимет...