Репетиция Апокалипсиса

Козлов Сергей Сергеевич

— Не вам, а тебе, — поправил в свою очередь Пантелей.

— А я как сказала?

— Да я, в сущности, не против чуда. Даже наоборот. Особенно если светлое… доброе…

— Я уже сегодня насмотрелась, — вспомнила утро Даша, — и Серёжа вот… да и у вас тут, чудеса-глупости.

— В смысле?

— Дверь открываю, а там кирпичная стена. Только в России так могут построить.

— Где это?

— Да на первом этаже.

— Не помню такой, — задумался Пантелей.

— Ну, может, заложили что. Кабинет какой расширили, другую пробили… Это уж я так.

Как вспомню, что в очередях здесь сидела да ещё с температурой, так хочется что-нибудь плохое о больнице и врачах сказать, о медсёстрах, которые хамят.

— Вам тут часто хамили?

— Ну… — смутилась Даша, — почти никогда. Но говорили-то об этом многие. Почти все.

— Понятно, — вздохнул Пантелей, — очереди… А вы когда-нибудь тридцать пять — сорок больных в день принимали? Выходишь из кабинета после работы: уже полчаса или час как приём закончился, а у дверей ещё люди сидят. И смотрят на тебя: кто с надеждой, кто с обидой — очередь до него не дошла…

— Ну да… — как-то сразу согласилась Даша. — И зарплата, наверное, так себе…

— Так… и не себе… — улыбнулся Пантелей.

— Можно, я где-нибудь прилягу? Вообще не знаю, куда себя деть: мобильники не работают, телевизоры и радио молчат. Девятнадцатый век!..

— Это же хорошо, наконец-то люди увидят друг друга и поговорят о чём-то более важном, чем цены, товары или сериалы. Знаешь, Даша, я последнее время даже не знал, о чём говорить…

— А я только с Тёмой разговаривала.

— Тёмой?

— Артём. Мой друг. Он в другом городе учится.

— А-а, — понимающе потянул Пантелей. — Вон тот диван свободен. Я сейчас принесу подушку и одеяло.

— Спасибо.

Пантелей уже собрался было идти в кабинет сестры-хозяйки, но Даша остановила его на выходе:

— Я боюсь одна. Вдруг опять… какие-нибудь видения. Они же как живые.

— А они и есть живые, — серьёзно ответил Пантелей, — я постараюсь быстро. Тут рядом…

— А электричество не отключат?

— Солярка пока есть… Может, и с городом что-нибудь сделают. Вообще-то надо экономить. Надо в хозяйственных магазинах взять свечи. Электричество может понадобиться в операционной. Ну, об этом пусть другие думают. У меня — пациенты…

— Хм, — подумала о себе Даша, — а искусствоведы теперь вообще не нужны.

— А фотографы с цифровыми снимками? А интернет-газеты? А музыканты с электроаппаратурой? — добавил Пантелей. — Зато, может, вспомнят о писателях и поэтах. Художниках… А значит, — вдруг сделал он вывод, — искусствоведы понадобятся. Кто их будет профессионально хвалить или ругать?

— Хм, — улыбнулась Даша, — интересно только, как долго всё это будет продолжаться? Вдруг мы завтра в новом мире опять проснёмся?

— Для того чтобы проснуться, надо заснуть.

— Лишь бы не «День сурка», — вспомнила Даша голливудский фильм.

— В любом случае, подушка и одеяло не помешают. Я принесу.

Глава пятая

1

Труднее всего было понять, какое время суток. Недвижимое небо, вязкая пасмурная

хмарь, где 5 часов утра выглядят как 5 часов вечера или, в сущности, как 3 часа дня или даже полдень. Анна проснулась на сидении автомобиля, резко села и долго не могла понять, где она, как она сюда попала и какое, в конце концов, время суток. На первые два вопроса память нашла ответы, а последний повис вместе с небом. Обычная утренняя нужда вытолкнула её на улицу, она засеменила в общественный туалет, даже не успев подумать о Никонове. Его она увидела на обратном пути. Он сидел на крыльце храма, обложившись книгами, и внимательно вчитывался то в одну, то в другую, торопливо перелистывал страницы, при этом смешно мусолил указательный палец.

— Ты сегодня не звонишь в колокол? — спросила Анна.

— Рано ещё. Доброе утро.

— А утро? Ты точно знаешь?

— Именно это и пытаюсь понять.

— Что?

Наконец Никонов удостоил её взглядом:

— Пытаюсь понять, что с нами происходит.

— Ну и как успехи?

— Точно знаю одно: раньше надо было этим заниматься. Или хотя бы слушать и слышать тех, кто об этом говорил.

Анна подошла ближе, взяла первую книгу, прочитала на обложке: «Пророчества о Конце Света», вторую: «Толкование Апокалипсиса», третью: «Православные святые о последних временах»… А в руках у Олега была Библия. Все остальные книги он попеременно водружал поверх неё.

— С интернетом было бы проще, — признался он. — Но вот наступил момент, когда печатное слово перевесило.

— И что ты выяснил? И вообще, сколько сейчас времени? Я без часов.

— О! Вопрос в десятку! Слушай из Апокалипсиса: «И Ангел, которого я видел стоящим на море и на земле, поднял руку свою к небу и клялся Живущим вовеки, Который сотворил небо и всё, что на нём, землю и всё, что на ней, и море и всё, что в нём, что времени уже не будет…»

— И что? Что тут можно понять?

— «Времени уже не будет», вдумайся.

— Ну, я и так вижу, что у нас времени не осталось.

— Правильно, это чисто человеческое понятие! — глаза Никонова светились, как у первооткрывателя. — Ты слышишь то, что тебе, как человеку, времени не остаётся… А если посмотреть на это со стороны Ангела?

— И как посмотреть? — поморщилась от непонимания Анна, потому что ей в такое вечернее утро думать абсолютно не хотелось.

— Просто! — выкрикнул свою «эврику» Олег. — Времени не будет как физической величины! Материя, пространство ещё для чего-то есть… А времени уже нет.

— Бррр, — оценила открытие Анна. — И что это нам даёт?

— Хотя бы понимание того, что времени нет. Даже если звёзды двигаются, время — это уже не линейная прямая или спираль, как бы мы себе её ни представляли, это какая-то другая субстанция… или её отсутствие. — Никонов скептически посмотрел на озадаченную Анну и перешёл к объяснению на пальцах: — Ты старую фишку физиков про поезд и станцию знаешь?

— Чего? Какую станцию?

— Ну, ты согласна, что по нашим представлениям, мы живём из прошлого в будущее, как бы по прямой линии?