Рерайтер
Шрифт:
— Ты знаешь кто? — Орал Стольников на Трухина. — Ты самый натуральный диверсант. Тебе простое дело поручили, смотреть за скоростью истечения газовой смеси, а ты и здесь всё перепутал.
— Я и смотрел, — краснел «Вовочка», — кто знал, что надо на другой манометр смотреть, вы же ткнули пальцем «в ту сторону» и ничего не объяснили.
— А спросить, если не понял, — продолжал наливаться ненавистью борец международник.
— Так откуда мне было знать, что «не понял»? Там же написано было «Крутить здесь».
Так, это уже серьёзно, плакали наши образцы из второй партии памяти, но ничего страшного, как раз такая защита от «дурака»
— «Эй „железяка“ чего молчишь?», — Удивляюсь я. — Скажи, есть возможность спасти образцы?
— Достичь заданные характеристики образца невозможно.
О как! Достичь того на что рассчитывали невозможно, а на что мы не рассчитывали?
В общем Вычислитель раскололся, оказывается если в данном случае накрыть все это галлием с сурьмой и провести отжиг, то можно получить нечто подобное, но с несколько отличительными свойствами…
— Опять начинаешь свою старую песню про аборигенов? — Окрысился я на «железяку». — Давай, колись дальше.
А дальше пришлось сбавить обороты, пока мне эта технология без надобности, спасти образец конечно можно, но толку от этого мало, а вот когда она может пригодиться, так это только когда мы начнем осваивать нанометровую технологию. Короче, покрутил я эти образцы в руках, повздыхал, и решил, что овчинка выделки не стоит.
Что касается Трухина, то никаких выводов относительно его диверсии делать не стали, в данном случае Стольников оказался сам виноват, он решил, что молодой сотрудник в курсе всего процесса производства микросхем. В курсе то в курсе, но есть нюансы, более или менее изучить теорию и управлять оборудованием оказалось не одно и то же, а про инструкцию Стольников не вспомнил, он даже не мог представить, что кто-то может манометры перепутать.
— Ну как? — Это уже наши стояли у меня над душой, когда я рассматривал первые образцы, которые полностью прошли все технологические операции в микроскоп.
— Нормально, — оторвался я от микроскопа, — только на трех увидел явные следы пыли. Остальные вроде бы визуально целые. Можно отдавать на резку.
Резка, это разрезание пластины кремния на сами микросхемы и производится она на заводе, у нас такого оборудования нет. И хорошо, что нет, уж слишком хлопотное это дело, к тому же такой узкоспециализированный алмазный инструмент делается на том же производстве и трудится над ним немало народа. Где ж институту всё это потянуть.
— Вот и хорошо, — Стольников своими огромными, кажущимися грубыми и неуклюжими пальцами ловко подхватывает пластинку и размещает её в контейнере. Вот как у него так получается?
— Подумать только, три с лишним тысячи транзисторов на шести миллиметровом кристалле, — покачал головой Гарик, а мы ведь в начале того года только на сотню рассчитывали.
— Что такое три тысячи? — Начинаю умничать я. — Нам для полного счастья
— Знаю, знаю, — махнул он рукой, — ты сейчас опять заведешь свою пластинку о том, что и сто тысяч это не предел.
— Ага, — улыбаюсь ему, — но знаешь, после сегодняшнего дня, я изменю свое мнение, и скажу что ошибался.
— Вот, уже раскаиваешься в своих заблуждениях, — обрадовался Гарик, — а то сто тысяч, сто тысяч. А подумать, как мы их делать будем, их же в микроскоп не разглядишь?
— Да, я действительно ошибался, — подтверждаю свое высказывание, — для полного счастья мне надо миллион транзисторов на кристалле процессора.
— Во растащило парня, — рассмеялись вокруг, — ты фантастику не пробовал писать?
— А надо? — Оглядываюсь на предложившего это МНСа. — Вы сами-то подумайте, мы уже в фантастике живем. Гарик же сказал, что в начале прошлого года только на сотню транзисторов рассчитывали, да честно сказать, многие и в этом сомневались, так как полевой транзистор был очень капризным, а перспективы использовать его в микроэлектронике были под большим вопросом. А уже к концу года, в одну микросхему запихнули две с лишним тысячи транзисторов. Спустя два месяца, уже три с лишним тысячи, дальше будет еще больше. Разве это уже не фантастика?
Но мой пафос не дошёл до людей, они как всегда немного похихикали, по-отечески похлопали меня по плечу, и выкинули из своих голов глупость насчёт того, что мы уже живем в фантастике. Ну и ладно, но попытаться достучаться до их разума всё-таки стоило.
* * *
Да уж, вот тебе и республиканская студенческая олимпиада (РСО), до которой меня попытались не допустить, оказывается по правилам: «К участию в республиканском этапе студенческой олимпиады допускаются участники, победители и призеры отборочных этапов РСО». А так как я участия в региональном конкурсе не принимал, то и разговора о моем сегодняшнем участии не может быть. Но тут возникла коллизия, я ведь был заявлен в команде, а команда должна состоять из трех участников, но один из участников отборочного этапа выбыл не по вине института, поэтому комиссия после недолгого совещания решила в виде исключения позволить мне все-таки принять участие.
Строго как-то у них здесь. Но меня это не слишком то и волновало, если бы комиссия приняла другое решение, я бы совсем не расстроился. А так пришлось окунуться в рутину, так как участие сопровождающих в оформлении студентов на этом «празднике» предусмотрено не было. А это, несмотря на относительную простоту сего действа, сильно напрягало, ведь все делалось не спеша, и задолбали эти очереди организованные там, где их не должно быть в принципе.
Не скажу, что все математики интроверты, но в большинстве случаев это справедливое утверждение, какие-то они сами в себе. Даже если внешне это весёлый компанейский парень, то всё равно чувствуется в нём какая-то отстраненность от реальности, иногда замирает на секунду, а потом очухивается и уже не помнит о чем только что говорил. Зато если речь идет о решении каких-нибудь математических задач, то тут их уже не собьёшь, они в своей стихии. Но и здесь я обнаружил, что нет математиков универсалов, у них существует своя специализация, в чём-то они сильнее, а в чём-то и откровенно плавают, тут главное, чтобы их слабость не была оценена слишком малым количеством баллов.