Решала
Шрифт:
Та держала газету, я сперва четыре фото глянул, потом статью прочитал. На фото был мой танк, что шёл на предельной скорости от станицы, за кормой пыль столбом, дымов множество над станицей было, причём в кадр попал момент, когда танк развернув башню, имя бронемашины было видно, и произвёл выстрел. Красивый снимок, повезло. Кажется, это когда тех мотоциклистов бил. Но и остальные были не хуже. На втором три танка, две «четвёрки» кормой и боком к нам, чех, и мой подбитый с развёрнутой к противнику башней и сбитой гусеницей, что за кормой комком собралась, но ещё не горел, в отличии от полыхающего чеха. На третьем снимке уже мой горевший танк, в полном виде, момент, когда я, открыв люк ухватившись за обломок антенны, собираюсь с силами, чтобы перевалится через край башни. И снова станица на заднем фоне, где встают разрывы снарядов. Да, на этом фото в край кадра попало несколько станичников, что выглядывали и смотрели из травы. Умные лежали, накрыв голову, и их было не видно. Фото, где я из танка появляюсь, снято метров с восьмидесяти, ну не дальше ста точно, поэтому я недовольно глянул на Раису, близко было, опасно, осколки и пули в разные сторону летели. Раненые среди станичников сто процентов есть. Потом почитал статью.
– Всё переврали, - возмущался я.
– Я не пионер, а октябрёнок. Вруны несчастные. И остальное. Фантазии просто огромные. Правда только в моём имени и названии станицы.
Что есть, то есть, танк якобы был сломан,
– Вообще-то я наших станичников спасал. А тут о патриотизме и прочей чепухе. Плевать я на неё хотел, я станицу и людей защищал, только из-за этого в бой пошёл. И танк этот мой. Я его ещё месяц назад у немцев угнал, они его где-то захватили, и к станице перегнал. Экипаж дезертиры. Они из плена бежали, а их врагами объявили, они снова бежали и прятались, я их подкармливал. Погибли они. Жаль имена только знаю, не говорили они фамилии. Хотели к немцам в тыл уйти, партизанить.
Говорить было больно, но я это делал. Раиса пожала плечами, та меня вполне понимала. Эту чепуху с патриотизмом корреспонденты от себя добавили. А также та сообщила, что её взяли работать в армейскую газету, скоро наденет форму и пойдёт фотокорреспондентом освещать боевые будни нашей армии. Вот придумала. Отчитать и напомнить о дочери я не успел, врач с медсестрой пришли, повязки на ранах менять. Кстати, источник полный был, пока с Раей общались, я слегка подлечил ожоги на спине. Тут чтобы восстановится мне недели три нужно, но сделаю. А к вечеру и мама пришла, обрадовалась, что я очнулся, ругать сильно не стала, похвалила. Сказала, что наградить меня обещали. Вот и лечился, больше пси-лечением, и по словам врачей восстанавливался я просто на глазах. Ну тк. На третий день ко мне опустили командира, он из комендатуры города был, с писарем явился. Ранее ко мне никого не допускали, а сейчас режим ослабили. Тот взял уже моё описание боя, что и как было, выяснял по дезертирам, я назвал имена. Да взял наобум с потолка, дал внешнее описание и на этом всё. А танк дезертиров, нашли брошенным без топлива. Соляры я достал, починили и загнали в балку, подкармливал их пять дней, а тут и немцы появились. Жаль мужиков, погибли. А почему сам за прицел пушки сел, то вынужден был. Один тракторист, он танк вёл, второе пехотинец за пулемётом, крепкий парень из артиллерии заряжающим, вот и посадили меня. Тем более я охотник, куропаток с лёту бью. Да и опыт был, в сорок первом. Тоже на месте командира в танке находился. Орден за это получил, но об этом говорить нельзя. По поводу боекомплекта, действительно долго стреляли, сказал, что один раз успели пополнить, у нас во дворе под сеном ящики спрятаны были, мать не знала, заехали, и пополнили. Успели, как раз гаубицы дом накрыли, тот загорелся. Этого не знали, что мой дом сгорел, записали. А дальше тот бой с восьмью танками. А капитан, что и опрашивал, сказал. Этот бой у станицы задержал немцев. Те только к обеду следующего дня двинули дальше, наши успели силы перекинуть и заметно задержать их на этом участке. Вот так.
А вообще на награду я и не рассчитывал, мне по-честному не до неё было, немцев бы больше набить, да нашим дать уйти. Вот и вся моя задача. Капитан покивал и попрощался. Три часа меня мучили этим опросом. А последней Раиса зашла, уже в форме, петлицы пустые. Попрощаться она, её к одному военному корреспонденту прикрепили, та со своим фотоаппаратом была, я ей его подарил, а того направляли на передовую, вот и уезжала. Это не все новости. На Айболита похоронка пришла. Накрыла авиация, прямо по Красному Кресту били. Отец и Григорий воюют в своих частях, письма приходят регулярно, матушка долго ревела из-за Раисы. И волосы той потрепала, и правильно сделала, но отпустила. Даша понятно с нами оставалась. Корову мать спасла, так что чем поить было. Вообще, удачные фото Раисы в газете, а там так и написано кто сделал снимки, это её дебют, понравились, вот её и пригласили. Надеюсь ещё услышим о ней. Плёнки я ей буду подкидывать, это дефицит. Пусть побережётся, война страшная штука. Что по мне, воевать и бить немцев я не хотел, вот желал дистанцироваться с этой войною, да и возраст был на моей стороне, но вот не отпускала проклятущая. Сначала отец с братом в беду попали, теперь в станицу пришли. Нет, к передовой я больше ни ногой. Ещё чего. Только в тыл слетаю, замену хочу погибшему танку добыть. Хм, а может немца взять? А что, почти тридцать тонн свободного места имею в хранилище. «Тигра» первой серии поищу и возьму, когда для него место будет. Советские у меня есть, будет и немец. Да, решено, так и сделаю. А пока лечимся.
***
Дни переходили в недели, недели в месяцы, а месяцы в годы, в два года. Вот так два года и пролетели, с момента того памятного боя у станицы. Что я могу рассказать по этому делу? Восстановился я за полтора месяца, поразив врачей, дальше устроился в местной средней школе, табель с оценками помог, и наверстал то что пропустил. Ну и за год также два года прошёл, сдав экзамены за шестой и седьмой классы. В следующий учебный год восьмой и девятый. И вот летом сорок четвёртого мы вернулись в станицу. Зачем? Неплохо же устроились в Геленджике. Как будто тут что-то нас держит. Станицу освободили ещё в январе сорок третьего, и как потеплело станичники потянулись обратно. Мать тоже съездила. Кроме печных труб и ям на местах погребов, ничего там не было. Кстати, немало набитого мной железа осталось на месте. Даже тот мой танк, «Беспощадный», ржавой тушей застыл на месте. Немцам не до него, не трогали. Башню у танка сорвало детонацией, откинуло на корму. Те что ушли с председателем, так и сгинули. Чуть позже к станице вернулось несколько человек, рассказывали, как их на дороге танками гоняли и давили. Вот так кто сразу дома начал строить, кто на своих подворьях пока полуземлянки, при этом обрабатывая огороды, и сады. Колхозные поля сеяли. Там нового председателя выбрали. Мать затребовали только к весне сорок четвёртого, умный человек бы послал их со всеми хотелками, мать у меня в городе устроилась, учётчицей на винном заводе. А тут взяла и согласилась. Бригада её попросила. А если они с крыши девятиэтажки попросят спрыгнуть? Так и назначили командиром бригады полеводов. Та уехала, а мы с Настей закончив учебный год, за ней следом. Мне одиннадцать, ей восемь, первый класс закончила. Хорошо в городе десять классов у средней школы, последний учебный год и закончу эту каторгу. К сентябрю мы с Настей вернёмся, продолжать обучение. Школы в станице пока нет. Причём боёв за станицу, когда наши наступали, не было, немцы ушли, это всё после того боя где мой танк в одиночку защищал станицу. Полыхала она тогда, многое сгорело. Во время того боя более двадцати станичников погибло от случайных пуль и осколков, десятки были ранены, с некоторыми я в одном госпитале лежал.
В общем, жили в палатке на территории, где раньше наш дом стоял, огород вскопали, посадили, часть фруктовых деревьев подлечили, часть я саженцами привёз, посадили. Колодец почистил, сруб новый поставил. Своё хозяйство налаживали, и сразу скажу, к сорок четвёртому от прошлой станицы
Вот такая у нас жизнь в станице стояла. Хотя есть и без этого что рассказать. Батя в порядке, служит, осенью сорок второго их дивизион под Сталинград перекинули. Участвовал в боях за город. Сейчас, а стоял август, где-то в Польше. Георгия ранило осенью сорок второго. Бомбили их аэродром и осколок в бок. Хорошо на излёте поймал, нескольку рёбер поломало, и тот три месяца в госпитале пролежал. После госпиталя подал заявление на обучение на командира, и поступил в школу младших лейтенантов. Закончил за три месяца и командует взводом аэродромной охраны. А батя вот сержант уже. Награды у обоих есть. Раиса у нас дома сейчас, в Геленджике. Залетела от своего корреспондента, а тот её бросил, типа извини, это не любовь, а страсть, мне твои сись*и понравились. Приехала к нам домой, а там Айболит весь израненный и парализованный. Военный инвалид. Три дня как привезли, не ходячий он. Простил её, не разбежались. Родила сынишку летом сорок третьего. Сейчас санитаркой в госпитале работает. Что по мне, то осенью сорок второго, когда шли страшные бои за Кавказ, довольно длинным наземным маршрутом, в обход зоны боевых действий, меня вывезли в Москву, где и наградили. Был орден «Ленина», на Героя видимо не заработал. Орден третьей серии, без колодки, как и «Красная Звезда» на болт прикручивался. Ездили с матерью, та как мой представитель. Поблагодарили маму героического сына и тем же путём вернули обратно. Не любили там казачество.
А так жил, учился, и помогал землякам, голодно было переживать зиму сорок третьего. Да, тут работали рыбаки на лодках, некоторые старики и представители молодёжи к ним шли подработать, но всё равно голодно. Так что за ту зиму у меня почти тридцать тонн ушло. Матери выдавала, та распределяла. Власти, а они такую халяву мигом чуют, в раз решили наложить лапу, но я костьми лёг и ничего не ушло мимо. Сами пусть учатся добывать. А летом сорок третьего, я всё же слетал в немецкий тыл. Увёл новенький «Тигр» с железнодорожной платформы, место для него было, остальные девять взорвал. Так как места подосвободилось, поискал по немецким тылам и нашёл танк, знакомый, с башней-«гайкой». Наша «тридцатьчетвёрка», что во время Курской битвы попал к немцам в руки. Те уже перекрасить успели, свои тактические знаки намалевать, но отобрал. Перекрашивать не буду, так оставлю. Память. Запас снарядов к обоим танкам прибрал. А так как места ещё оставалось, приметил у немцев автокран, и прибрал. Это был наш «Январец», кран с решётчатой стрелой на базе «ЗИС-6». Во вполне неплохом состоянии. Впрочем, крана уже не было. Это его председатель не вернул. Взял на недельку, скотина. Я найду чем возместить эту технику, просто с него и с колхоза пока ничего не возьмёшь, бедно всё.
Как видите эти два года прошли без особых приключений. На самом деле из Геленджика мы с Настей были даже рады сбежать. Дом наш не в центре, но бывало рядом ложились авиабомбы. Дом трижды был отремонтирован, один раз капитально, а уж сколько раз стекло в окнах меняли... Это всё пережить можно, а вот склоки Раисы с мужем, ещё то развлечение. Я решил этот дом Раисе подарить, а нам купить новый, побольше, в другом месте, тем более бомбёжек давно не было. Стройка в городе неспешно, но шла, подобрать что для покупки в принципе можно. Или купить землю и самим начать строить. Вот такие дела были. Мы уже собрали урожай, погреб я восстановил, спуск из сарая. Кур пока мало, пять на развод с петухом есть, да корова, которую мы то в Геленджик, то обратно гоняем. Старая уже бурёнка, нужно новую надо. Телёнок есть, но это бычок, на мясо. Тем более председатель его уже описал, пол туши придётся сдать государству. Через неделю едем обратно, матушка разрывалась, и оставлять хозяйство нельзя, пограбят же всё и замки не остановят, соседи за всем не присмотрят, и одних нас на год не хочет бросать. Я пообещал мину поставить на крышке погреба, сунутся, только ручки-ножки полетят. Обещала подумать. Раньше бы послала, а тут задумалась. Вот как желание сохранить урожай меняет людей. Да, половину урожая, там чуть больше даже, тоже государству уходит. Уже сдали. Председатель настаивал. Хорошо матушка этой должности лишили, проклятия ему в спину так и летели. Мы вот молча сдали, не возражали. Как не крути, а такая помощь нашей армии нужна, и пока война не закончится, все тылы на нас. Вот после войны, если это продолжится, в спину не только проклятия полетят, но и вилы. Среди таких копейщиков и я буду. Одно дело — вот так помогать, это правильно и честно, другое после войны, когда хозяйства восстановят, сами всё производят и выводят, а грабёж, это уже так можно назвать, остаётся. Тут вообще тонкая граница, но это моё мнение.
И вот неделя до отъезда, двадцать четвёртого августа отбываем, нам хватит времени вернутся и подготовится к новому учебному году, как вдруг на подворье зашёл председатель, да не один, а с сотрудником милиции. Не наш, кажется новый участковый из соседней станицы. Сам я занимался плетнём, уже заготовил материал, немало кустарника и ивы проредил на берегу Кубани, не я один такой, и вот вкапывал столбики и плёл плетень. Со стороны улицы уже закончил, осталось навесить калитку и ворота сделать, как раз через такой проём в воротах те и зашли, и закончив вкапывать столбики со стороны соседнего подворья, начал плести плетень. На полметра уже поднял, когда эти пришли. Вообще соседи слева у нас есть, я там пока ничего не делал, а вот соседей справа нет, сгинули с прошлым председателем. Пустое подворье, никто не занимал. Вот между им и нашим я и делал ограждение. А следующим летом со стороны соседей с огорода и слева сделаю. Пока же в гости спокойно друг к другу ходим, ограды нет. Те прошли мимо танка, там Настя катки чёрной краской красила, белой потом ободки пройдёт, и не спросясь, также нагло сели за стол. Навес я ещё не сделал, только две опоры вкопал, под открытом небом стол, и две лавки с длинных сторон стола. Матери не было, в поле со своей бригадой, о чём председатель не мог не знать. Значит, припёрлись конкретно ко мне. Не нравится мне это.