Решала
Шрифт:
– Извините. Здравствуйте. Я изучаю жизнь Терентия Красницкого, и немного не понимаю некоторых вещей. Можно у вас узнать?
– Здравствуйте, молодой человек, - отозвалась женщина и попыталась поправить очки привычным движением, но их не было на носу, та их ранее поняла наверх, на лоб, но не смутилась, и вопросительно посмотрела на меня.
– Терентии везде утверждал, что он принципиальный октябрёнок, не пионер, а тут написано вот это. Я в недоумении.
– После трагической гибели Терентия, общим голосованием пионерской дружины нашей школы, его приняли в почётные пионеры. Посмертно.
– А так можно?
– вздохнув, уточнил я. Вот ведь, не нытьём так катаньем.
– Да, нам разрешили. В школе есть уголок Терентия, там многие его
– Я был бы не против.
Та сама не стала, подозвала одну из девчат, лет пятнадцати, и дал той такое поручение:
– Вот. Алена Краснова, наша староста, она вам покажет.
Дивчина действительно всё показала. Многое я узнал, но некоторые вещи мне точно не принадлежали, я видел их впервые. Видимо под видом моих вещей передавали, объём для небольшого музея добирали.
– Всё-всё о нём знаете?
– уточнил я.
– А расскажет о его семье.
Ну о Раисе та знала мало, фронтовик, орденоносец, наградили орденом «Отечественной войны» второй степени в пятьдесят третьем, ну это было, сейчас живёт на черноморском побережье. Трое детей. Это всё что та знала. Это всё я и сам выяснил, даже больше. Теперь по остальным. Дашу та отлично знала. Это её тётя, родственница по мужу. Мать и отец у меня живы, старенькие, на пенсии, сейчас по хозяйству в большинстве. Отец на мотоцикле, у него «Иж», на рыбалку часто ездит. Внуков и внучек нянчат, садика-то в станице как нет, так и не было. Отец в звании старшины вернулся домой осенью сорок пятого. А вот Георгий дослужился до полковника, войну в казачьей дивизии заканчивал, командиром линейной роты. Недавно в отставку вышел. В Сочи живёт с супругой, детей у них не было. Службу закончил начальником штаба стрелковой дивизии. Какая знающая девочка. Оказалось, тот был зимой в станице, описывал меня дружине пионеров имении пионера Красницкого, ну и свою биографию озвучил. Как я спасал его из плена рассказал без утайки, хотя вроде это всё секретно было. Даже как купил его за портсигар у немцев. Надо же, помнит. Объяснял за что я первый орден получил. Что по Насте, то она Краснодаре живёт, врачом стала, как и хотела, та про это и при мне говорила. Исполнила мечту Раисы. По танку, его хотели забрать ещё в сорок пятом, на переплавку, так вся станица встала и не дали, хотели писать Сталину, но решили силами власти области, так что официально и оформили как памятник. Потому тот тут и стоит. В общем, семье никакой угрозы от властей не было, видимо те сделали вид что они тут не причём, и зачистили все следы, заодно объявили меня погибшим на море. Трагическая случайность. Ну я так и думал.
Поблагодарив старосту, вместе с ней покинул прохладные коридоры школы, тут пахло хлоркой и свежей краской. Парты видимо красили, все окна открыты были, и вот так попрощавшись, покинул территорию школу. М-да, а тяжело, вроде и времени не так и много прошло, а вспоминать тяжело. Для других несколько десятилетий прошло, а не два с половиной года как у меня. В станице я стал частью истории. А вот могилы у меня нет, только на кладбище Геленджика памятник. Тело-то так и не нашли. Я немного пошатался, но станица, та имела прекрасный и цветущий вид, но наводила на тягостные мысли, поэтому я ушёл на берег Кубани. Тут и лежал, загорая. Немного покупался, во вполне тёплой воде. Именно здесь меня и нашла школьная староста.
Присев рядом, поправив юбку, та спросила:
– Как тебе у нас?
– Грустно.
– Терентий был светлым мальчиком, всем помогал. Видел на фото как он из горящего танк выбирается?
– Видел. Насчёт всем помогал, чушь, помогал он только своим, тех кого таковыми считал, и семье. Станицу и людей спасал, но они свои. Думаешь если бы к другой станице немцы подходили, к соседней, например, он бы помог?
– Да!
– с вызовом сказала девушка.
– Красницкий никогда и ничего просто так не делал, и ничего не давал. Знаешь о пропаже председателя и участкового в сорок четвёртом? Они зашли на подворье Красницких, поговорили
– Слышала.
– Они шантажировали его, мол, не будет помогать, кто из семьи пострадает. На север поедет, уголовное дело состряпают, а Красницкий парень жёсткий, на угрозы сразу реагирует. У него пистолет трофейный был, «Вальтер», а глушитель он сам сделал, выстрелы в селе никто не слышал. Так что трупы этих двоих глубоко прикопаны.
– Ты не можешь этого знать. Терентий умер.
– А кто тебе сказал, что он умер? Терентий Николаевич, мой отец. Поверь, я ВСЁ знаю о его жизни. Тот особо и не скрывал. Собственно, я и приехал посмотреть, как тут ему жилось у вас в Советском Союзе. Сравнить его детские воспоминания и действительность. Я домой вернусь, расскажу, как вы его пионером сделали, он сам к вам приедет. Разнесёт всю школу. Батя такой. Если батя слово дал, что пионером не будет, его в сорок первом не приняли, а он своё слово всегда держит.
– Ты врёшь, ты на него даже не похож.
– Это да, я в маму пошёл. У меня только глаза от отца. Вот Валерик, младший сын, вот он копия отца в детстве.
– А почему он… ушёл?
– Так арестовала его госбезопасность, за что, тот так и не понял. На рыбалке был, катер военный подошёл, на палубу пригласили, там связали, и в Новороссийск. Дальше самолёт, и полетели. Батя развязался, оружие добыл и начал стрелять. Всех перебил, двух офицеров, что его сторожили, экипаж, ну и двигателю досталось. Самолёт с дымом рухнул в Азовское море. Тот чудом спасся, успел с парашютом выпрыгнуть, у самой воды. Дальше три часа на воде держался, прятался, там у места крушения бронекатер крутился. Ты думаю понимаешь, что возвращаться ему нельзя было? По семье могли ударить, а раз погиб, значит погиб. Так лучше всем будет. Дальше уже перешли бы к жёстким методам и семье досталось. Так что он ушёл за границу. Год в Испании жил, язык освоил. Батя вообще полиглот, больше тридцати языков знает. Как родными владеет.
– А ты?
– с вызовом поддела девушка меня.
– Три всего.
Та перешла на немецкий, сильно коверкая его, я тоже перешёл и указал на все её ошибки. Дальше общались на немецком. Мне не трудно, а той практика с носителем языка. В общем, сказал, что отец ещё два года во Франции прожил, потом перебрался в Южную Америку, занимался поисками и подъёмом сокровищ с затонувших испанских галеонов. И находил, раз стал одним из богатейших людей Южной Америки.
– … Сейчас тот в Китае с жёнами и детьми, а я угнал яхту, перебрался через Атлантику. В одиночку. Яхту оставил в Афинах, это в Греции, заплатил кому надо, чтобы её охраняли, а то отец убьёт, если с ней что случится, любимица его, нанял пилота и тот довёз меня до Крыма. На гидросамолёте. Дальше вплавь. Едва ушёл от советских пограничников. Через месяц забрать должен, до дому пора. Школу я, как и отец, рано закончил, первый курс университета ожидает. Я тут уже несколько месяцев путешествую, изучаю быт, как живёте.
– У твоего отца много жён и детей?
– Детей восемнадцать, если со мной считать, а жён четыре. Он же хитрый, в Перу официально стал мормоном, а у них многожёнство разрешено, хотя сам ничего об этой конфессии не знает. Ему достаточно многожёнства. Я первый сын второй жены.
– Удивительно, - пробормотала та, потом посмотрела на меня и спросила.
– Почему ты к своей бабушке не зашёл?
– Честно?
– Честно.
– Боюсь. У вас тут сложно, опасно, подставить их не хочу. Бросят их в застенки НКВД.
– Ты глупости говоришь, просто нельзя никому говорить, а твои родственники никому не скажут, - та даже вскочила, перейдя на русский, всё же немецкий ей тяжело давался.
– Нет, не нужно ворошить прошлое. Знаешь, я опишу отцу всё что видел, если захочет, он сам придёт, это не сложно.
– Это подло, - сказала та, снова садясь и поправляя юбку, с тоской глянув на речку. Явно искупаться хотела, но при мне стеснялась, видимо купальника или замены не было. Ага, точно нет, а фигурка ничего.