Решала
Шрифт:
Дальше была учёба, с редкими выездами на побережье Чёрного моря. Точнее приморские городки. Георгия в ноябре только выписали, прошёл тот медкомиссию и снова стал шоферить. Как я понял, попал всё также в ВВС, он там на какой-то спецмашине обучен ездить был, редкий специалист, поэтому без вариантов. Это всё что было известно. Новый Год прошёл, я чувствовал, за мной наблюдали, если не каждые шаги отмечали, то близко. Так весна наступила. Там и отца выпустили, тоже прошёл медкомиссию и попал в артиллерию, причём, как я понял из намёков, в реактивную. К тому моменту Раиса уже вернулась в станицу, с заметным животом, а в конце февраля и родила крепкую такую горластую девочку. Айболита известили, тот продолжал служить, чудом избежав очередного котла. Вот чуйка у него. Вот и школьный год подошёл к концу, я действительно сдал за два класса, четвёртый, и бегал в среднюю школы, это соседние корпуса, за пятый. Так что я теперь в шестой переходил. Причём попросил выдать табель с оценками. Завуч удивилась, но оформила всё и выдала. Немцы придут, потом как в школе восстанавливаться? Повторно экзамены сдавать или на слово поверят? Лучше табель иметь. Я же крепко размышлял, что делать мне лично. То, что Краснодар возьмут в августе, мне это известно, до станицы дойдут тоже где-то в это время. Принимать бой или нет, вот в чём вопрос. Сообщить что немцы на подходе, и встретить их пока станичники уходят в тыл? Если не уйдут, и я приму бой, немцы за потери, а они будут, отыграются на тех, кто остался. И сказать ничего нельзя, кто
Надо сказать, что семья это заметила, что я постоянно хмурым хожу и чем ближе август, тем я смурнее, вот и задали вопрос за ужином:
– Терентий, что случилось? Сам не свой какой день.
– Немцы Ростов взяли…
– Ну да, ходят такие слухи, так они же его захватывали уже. В прошлом году, - сказал матушка.
– В этот раз куда серьёзнее. Немцы Кубань взять хотят, и к Кавказу рвутся. В августе Тихорецк возьмут и через неделю Краснодар. Тут войск нет, мелкие подразделения и курсанты, остановить нечем. А мы между ними, тоже попадём под этот каток, через станицу одна из автодорог идёт. В общем, через пару недель, немцы займут станицу. Знаете, мне было бы спокойнее, если бы вы в Геленджик перебрались, там переждали. Немцы его хоть и будут изредка бомбить, но до города не дойдут. Будет лучше, если бы вы туда уехали.
– Я не могу оставить станицу, - нахмурилась матушка.
– Конезавода же нет, десять кляч прислали и думают мы племенных разводить будем. Спасать нужно только станичников, объясни им, что немцы тут скоро будут.
Насчёт конезавода, ситуация довольно странная сложилась. Ещё в декабре, когда битва под Москвой шла, прибыли военные, с ними был представитель тех, кто курировал наш конезавод. Забрали всех, что племенных, что молодняк. Остались только личные лошади, и то клячи, остальных мобилизовали. Как матушка не боролась, забрали всё. Оружием грозили. Если бы я на рыбалке не был, пригнал бы танк, глянули у кого ствол больше, ур-роды. А через неделю комиссия, посмотреть, как выводим коней. Такой скандал был, куда племенных дели? В результате кто крайним оказался? Матушка, что отдала. А племенных отдавать везде запрет стоял. А тому хмырю, что из весомой организации, ничего. Да, ничего, но у него вдруг дом в Краснодаре сгорел, с семьёй погорельцами стали, и машину его служебную угнали. Между прочим, большая редкость, кому такие авто оставляли. И кто бы это мог быть? Правда, нет худа без добра, статью матери не пришили, она справку от хмыря и военных тогда потребовала, прикрылась ею, но с должности председателя её сняли, им стал однорукий станичник. Недавно из госпиталя, в январе и принял должность, а мать снова бригадиром стала. Новый председатель смог выбить обратно несколько лошадей, вот с ними и работали, но это не тот материал. Результат в лучшем случае лет через пять будет. Кстати, а пахать и сеять на мать возложено было, и выдали всего двух лошадей с плугами, были ещё плуги, там хоть самим впрягайтесь, та вспомнила что я трактор обещал, с плугом и сеялкой, я и работал ночами, а то днём налетят, отберут технику, и все наши поля вспахал, что за колхозом числятся. Также ночью и засеяли частей полей пшеницей, остальное картошкой и разными овощами. Там мать командовала, её бригада сеяла. Едва посевного материала хватило. Председатель потом бегал, искал, видно же, что трактор работал, следы не скроешь, но мать говорила, что арендовала у военных, они и дали. Трактор уже забрали. Оказалось, председатель договорился соседями, помочь, то что на его полях трактор работает, тому уже доложили. Не получилось. А к матери не подходил, недолюбливал тот её. Впрочем, это было обоюдным.
– Скажут, панику поднимаю, - вздохнула та.
– Предупредить всё равно нужно, чтобы хотя бы детей по родственникам отправили.
На следующий день всё же поговорила та со станичниками. Председатель наложил вето, обругал мать при всех, и запретил вообще покидать станицу. Кстати, он имел на это права, кто уйдёт может по статье загреметь. И не пристрелишь, все на мать подумают, они собачились больше всего. Недовольство среди жителей поднялось, у нас бабёнки боевые, тот от них в здании правления конезавода спрятался, старики только посмеивались. Быстро бегает. Вышел, когда те успокоились. Не сильно и потрепали, вырвался и смог сбежать. Тут началось время сбора урожая, этим и занялись, отвлеклись. Да ещё к нам дед приехал. Один, верхом. В прошлом году осенью приезжал, с внуком был, четырнадцати лет, брат двоюродный мой, сейчас без него. Тот стал помогать со сбором, ну и пообщались на предмет прорыва немцев. Про Ростов тот уже знал, да и слухи ходить начали, что немцы в нашу сторону идут. Дед решил остаться до конца августа, глянуть что будет. О немцах мы узнали от водителя «полуторки», что суматошно виляя проскочила станицу, только на миг остановилась у колодца, попить, да воды добавить в радиатор, мотор кипел. В нескольких километрах были, даже обстреляли его, вот и началась паника. Я же готовил вещи к вывозу, самое важное, включая документы, своего коня и повозки у нас не было, дед коня предоставил, я же быстро посетил погреб и хранилище, прибрал весь снятый урожай, что успели накатать в банках с вареньем и компотом. Тут бочонки. Соленья. А варили компот те просто отличный. В общем, чтобы немцем не досталось. Станичники тропились уйти, хотя бы в сторону, чтобы не попасть под стальной молот наступления немцев. Кто-то в погребах прятался, не уходил. Станица стремительно пустела. Бил в набат колокол в церкви. Председателя не видел, когда о немцах сообщили, тот куда-то пропал, вот и пришлось матери командовать, так что, потянулись люди прочь. Я вообще всё прибрал в доме. Сюда мы вернёмся, когда немцев прогонят. А так отбежав, я добежал до оврага, быстро надел шлемофон, и забрался в танк. Который уже достал. Один из трёх. У меня было две «тридцатьчетвёрки» и плавающий «Т-40» с крупнокалиберным пулемётом «ДШК». Да, месяц назад я отлучался на пару дней, летал под Харьков. Добыл новейшую «тридцатьчетвёрку», с башней-«гайкой» и командирской башенкой. Пушка та же. Именно эту машину и достал. Сам танк был доведён до идеала, на башне с обеих сторон номер машины и надпись: «Беспощадный». Кстати, среди немецких трофеев были такие танки, но с авиационными моторами. К счастью, я нашёл с дизелем, видимо редкий экземпляр. Машина майского выпуска.
Вот так сидя в открытом командирском люке, крышка полукруглая передо мной, я проехал мимо сельчан, помахав рукой, и прибавил газу. Матушка следом бежала, что-то крича и махая руками. Добраться до подобранного укрытия я не успел, немцы неприятно быстро оказались у станицы. По сути мы и столкнулись на противоположной околице. Тут шло с десяток мотоциклов, в основном тяжёлых, что сразу прыснули в разные стороны, лёгкий чешский танк и два бронетранспортёра. Остальные метрах в ста. Чех сразу вспыхнул, как я поразил его бронебойным, бил, чтобы пройдя лобовую броню, снаряд поразил двигатель, что и получилось. Из пулемётов работал по мотоциклистам, успешно, три аппарата остались на дороге, остальные ушли и укрылись за домами, сараями и плетнями, а я бил по бронетранспортёрам.
Первый снаряд разорвался между двух тяжёлых «Цундапов», отчего один загорелся. Немцы залегли, станичники тоже, расползались. На дороге был виден разбросанный скарб и вещи, подлетев к немцам, я работал пулемётами, видел как двое пытались подняться с поднятыми руками, но скосил и их. Убедившись, что опасности больше нет, старики и часть девок побойчее, подбирались к телам немцев и собирали оружие, один деловито снимал пулемёт с коляски, а я уже гнал обратно. Из всего опасного, что было на дороге где немецкая колонна, это семь самоходок, все восемь наличных танков и двенадцать бронетранспортёров я уже выбил, плюс три десятка грузовиков, часть с пушками, около трёхсот солдат уничтожено, но самоходки в лоб снаряды у меня не брали, хотя три я обездвижил, повредил гусеницы. Вот так вернувшись в село, стал бить именно по самоходкам. Причём немцы из колонны брать станицу и не думали, по ней продолжали бить гаубицы, отходили выжившие, а самоходки их прикрывали. Так я и остальные обездвижил, хотел было обойти и в борта их сжечь, но снова рванул обратно к станичникам. А до заката, когда на поля упадёт темнота, ещё целый час. По той же параллельной дороге видимо несколько танков обошли станицу, из них три средних, две «четвёрки» и «тройка». И самое обидное, маневрируя, атакуя танки, что шли на станицу с тыла, по полю, станичники отползали с их пути, те вели точный огонь, и не зря. Было ещё пять чехов, но я их не считаю, вот и бил.
Сначала двух чехов поджёг и одного подбил, потом «тройку», полыхнула красиво, из всех люков огонь, когда и меня достали. Мы почти лоб в лоб сошлись, сбили гусеницу, я поворачивал, и та, собираясь в колтуны, осталась комком за кормой. Танк замер, развернувшись правым бортом к немцам. Я торопливо разворачивал башню к ним, как первый снаряд рванул на броне, пробив её, двигатель замолк и зачадил, пламя появилось, а там ещё два пробития. Я же бил по немцам. Поджёг обе «четвёрки», у одной башню снесло от детонации, бил по чехам, спину припекало, жглось страшно, огонь из двигательного отсека вырывался в боевой, но добил последний танк, того обездвиженного чеха, и открыв крышку люка, я с трудом хватись за край люка и обломок антенны, выбрался, скатившись по борту, и стал кататься по траве спиной, старясь сбить пламя. Сухая трава тоже горела и большим пятном пламя шло на станицу, ветер в ту сторону. Немцы, те танкисты, что уцелели, стали стрелять по мне из пистолетов. Скинув шлемофон на спину, на глаза сбился, достал «ППД» из хранилища, и открыл ответный огонь, рубаха на спине тлела лохмотьями, ожоги там наверняка, но терпимо, вот так перемещаясь, подальше от своего танка, там полбоекомплекта, рванёт, мало не покажется, как ударило по ноге ниже колена, как палкой. Падая, я срезал стрелка, что меня подстрелил. Остальных немцев старики добили из трофеев.
Я ещё пытался встать, но рука подломилась, и я помню, как ткнулся лицом в траву, и это всё. Жаль, я хотел отбежать, достать второй танк и продолжить. Отлично получалось, мне понравилось. Если бы не эта бронегруппа, даже удивительно что без пехоты, я бы ту колонну и самоходки добил. А так думаю надышался гарью в танке, там дыма от сгоревшего пороха хватало, вентиляция работала, но не справлялась, потом ожоги, вполне мог боевой шок быть, и огнестрельное ранение, вот и сложилось, меня вырубило. Девять лет, организм слабый. Пси-силу я экономил для телекинеза, поэтому не усиливал тело, а то шансов у немецких танкистов не было бы абсолютно, ишь, устроили перестрелку.
Очнулся я лёжа на боку, спину припекало, чую там что-то вроде повязки влажной, глянул Взором, ну так и есть, спина, плечи, шея, часть рук, это всё так хорошо от огня пострадало. Не опалило, я горел. Ничего, восстановлю, лишь косметические шрамы оставлю. А пока открыл глаза, поиграв ими туда-сюда, тело явно отлежал, чувствовал себя чуть ниже среднего, слабость заметная, но жив, и это хорошо. Раз лечат, не у немцев, а у своих. Тоже отлично. Палата, а это явно больница или госпиталь, была одноместной, койка моя, тумбочка с вазой, где цветы, полевые, стул рядом. У окна стол со стулом. А неплохо. Ну точно у своих, дверь толкнули, видимо ногой и в палату вошла Раиса, с тазиком в руках, заметив, что я очнулся, чуть тазик не уронила, но быстро дошла и положила на стол. Меня сначала расцеловали, но осторожно, потом осмотрели.
– Очнулся, это хорошо.
– Долго я так?
– Двенадцать дней
– Сколько?
– я был искренне удивлён. Видимо организм дал сбой и вот двенадцать дней в беспамятстве. Удивлён.
– Ага. Мы сейчас в госпитале, ожоговый центр. В Геленджике. С мамой меняемся у твоей кровати, сейчас моя очередь, она ночью дежурит.
– Живут в нашем доме?
– Да. Пить хочешь?
– Очень. И есть.
Та напоила меня поилкой, потом сбегал за врачом, и после довольно долгого осмотра, меня на живот аккуратно положили, на ноге повязка и шины, кость задета, наконец покормили с ложечки. Много сразу врач не велел, понемногу, но каждый час. А потом Раиса и описала что было, как меня вырубило, немцы из колонны отошли, только артиллерия работала, тех что с тыла подошли я уничтожил, старики добили, так что меня быстро подобрали, на телегу и в тыл. Там темнота скрыла нас, смогли уйти. Ещё председатель после боя появился и потребовал отходить в сторону Ставрополя. Дед и вышел из толпы. Мол, ты голубчик где прятался? Раскололись станичники, треть с председателем ушла, у него много родственников было, две трети с нами в сторону Краснодара. Успели проскочить, пока город держался, наши до побережья дошли. Сейчас частично в Геленджике расселились, частично по соседним деревням, будем ждать как нашу станицу освободят. Было ещё кое-что. У Раисы мой трофейный фотоаппарат, она его убрала к себе в вещи, при поспешных сборах, а я её учил пользоваться. Та и делала снимки, боя с мотоциклистами, дымов множество над станицей, где техника разбитой колонны горела, и боя с теми восьмью танками, где мы совместно уничтожили друг друга. А когда Краснодар спешно прошли, повстречались с военными корреспондентами, у них колесо пробито было, ждали, когда водитель закончит ремонт, вот и пообщались, и услышали эту интересную историю. Старики рассказывали, как немцев били из их же карабинов. Жаль оружие отобрали на посту у Краснодара. А тут и фотоматериал. Плёнку забрали, и вскоре статьи о том бое, с фотографиями, пошли в разных газетах. Раиса с матерью накупили этих газет, на память чтобы было. Вот и показала мне экземпляр «Комсомольской правды», специально тут в палате держали, если я очнусь.