Решальщики. Перезагрузка
Шрифт:
— Попробуем… если Татьяна Андреевна расскажет нам о своих неприятностях, — ответил за двоих Купцов и галантно пододвинул посетительнице стул.
— Спасибо, — сказала Татьяна Андреевна, присаживаясь. — Расскажу. — Она тряхнула головой, и темно-каштановые локоны ее метнулись беспокойно, с темным металлическим блеском. — Мои неприятности… Если можно назвать ЭТО неприятностями… мои неприятности начались две недели назад. С телефонного звонка. С глупого телефонного звонка. Уровень глупости граничил с идиотизмом… так мне казалось тогда…
…Тонкой струйкой из крана текла вода.
Татьяна продолжала отрешенно сидеть на бортике ванны, как вдруг в дверь настойчиво застучали. Она схватила полотенце, наскоро вытерла лицо, повернула ручку — нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, на пороге стоял Валерка:
— Ма, тебя к телефону!
Сын пихнул в руки трубку и убежал в комнату. Туда, где его ждала очередная, шестая по счету, победа.
— Алло, — напряженно отозвалась Татьяна.
— Сынок твой подходил? — спросила трубка ТЕМ САМЫМ голосом.
— Кто это?! Кто говорит?!
— Сынок твой подходил. Дитя невинное, полное надежд и устремлений… Но не все сбудутся, мамаша. Не все, мамаша.
— Послушайте!.. Что вы такое говорите?
— Не все сбудутся. Нет, не все… а кровь может пролиться.
— Послушайте же! Что вы несете? Кто вы? Зачем вы звоните?
— Предупредить, дура, — сказал голос. — Пока только предупредить…
И гудки ядовито потекли из трубки…
— …Перед сном я рассказала Николаю про звонки. Он посмеялся и сказал: ерунда. Глупая шутка. Ты что, лисенок, ревнуешь? А я ответила: конечно. Молодой муж — это опасно. О, как это опасно!.. Вот и все. Потом, слово за слово, мы перевели этот разговор в хиханьки да хаханьки… Прошло несколько дней, за которые я про эти звонки как-то уже и подзабыла. Не то чтобы забыла совсем, нет… Но прошло достаточно много времени, и уже стало казаться, что все-таки тогда имело место быть недоразумение, совпадение, ошибка, глупость… И тут вдруг она позвонила снова. Она, ЛЮБОВНИЦА.
— Извините, а когда случились первые два звонка? — уточнил Купцов.
— Что? — Татьяна вздрогнула, уронила на пол столбик серого пепла. — Ах да, первые. Двенадцатого мая. Около восьми вечера.
— А соответственно третий? — спросил Петрухин.
— Восемнадцатого. И снова около восьми.
— …Ты еще не купила своему мальчугану каску и бронежилет?
— Послушайте! Что вы хотите от меня?
— От тебя? От тебя, сучка, я ничего не хочу. А вот твоего сынка хорошо бы пустить на запчасти… На них всегда есть спрос, — сказал ТОТ ГОЛОС, и женщина на другом конце провода засмеялась.
Смех у Любовницы
— …Я закатила Николаю уже самую натуральную истерику!
— И как он отреагировал?
— Он тоже испугался. Неизвестно даже, кого больше: меня или этой ЛЮБОВНИЦЫ… Он клялся и божился, что у него никого нет. И никогда не было. Раньше я в этом нисколько не сомневалась. Но раньше не было и звонков от неизвестной женщины… Я как вспомню эти ее слова — мороз по коже. Понимаете?
— Понимаем. Мы вас, Татьяна Андреевна, очень хорошо понимаем…
…В полумраке спальни, обхватив подушку руками и положив на нее голову, Татьяна сидит на кровати, время от времени бросая тревожные взгляды на настенные часы. Стрелка на них неуклонно приближается к восьми. Рядом с ней, на кровати, лежит трубка домашнего радиотелефона…
— …Я стала бояться телефона. Я где-то читала, что у человека в ожидании дурных известий может развиться психоз. Мне кажется, у меня он начал развиваться в те дни. Я стала бояться телефона… А он опять замолчал. Но легче от этого не стало… Звонки были ужасны, но и их отсутствие — тоже. Раз она не звонит, думала я, вдруг она что-то готовит? «А кровь может пролиться», — сказала Любовница… Я успокаивала себя как могла, но это не очень помогло…
Трубка радиотелефона начинает верещать.
Татьяна вздрагивает, с ужасом смотрит на нее…
— Следующий звонок прозвучал двадцать третьего мая. И опять в начале девятого вечера… После него я не спала всю ночь. А наутро написала заявление и отнесла его в полицию…
— Приняли его у вас?
— Они не хотели принимать, — ответила Татьяна Андреевна, и Купцов понимающе кивнул. — Но я настояла.
— Ценю вашу настойчивость, — сказал Петрухин. — Я бы тоже сделал все, чтобы вашу заяву не принимать.
Татьяна Андреевна посмотрела на него почти что с ненавистью.
— Почему? Почему все в милиции так равнодушны к чужой беде?
— Они не равнодушны… хотя и равнодушные тоже есть. Но главная причина в том, что РУВД нужно поднимать реальные дела: убийства, разбои, кражи…
— А я, значит, пришла с пустяком?
— Да, с точки зрения милицейского следака, вы пришли с пустяком.
Татьяна Андреевна вытащила из пачки новую сигарету, и Петрухин предупредительно щелкнул зажигалкой. Женщина улыбнулась ему. Но улыбка была скорее дежурной, не более того.
— Вы тоже разделяете точку зрения милицейского следака? — спросила она у Купцова.
— В нынешнем своем положении — нет. Я разделяю вашу тревогу… Так что было дальше?
— Дальше? Дальше… я пошла к гадалке.
— К гадалке? — почти не скрывая изумления, спросил Брюнет.
— Да, Витя, к гадалке, — сказала Татьяна Андреевна. — Смешно? А эту мысль, кстати, подал мне лейтенант в полиции. Вы бы, говорит, к экстрасенсу сходили, что ли?
— Идиот, — буркнул Петрухин.
Брюнет кивнул. А Купцов неловко кашлянул в кулак…