Ретро-Детектив-4. Компиляция. Книги 1-10

Персиков Георгий

Деревня Поповщина Михайловской волости Порховского уезда отстояла от станции Дно Московско-Виндаво-Рыбинской железной дороги на пятнадцать верст.

Плохая земля и тяжелый климат не позволяли окрестным крестьянам прокормиться своим хлебом, и от голода их спасал лен. Эта культура давала бы неплохой доход, если бы не удаленность рынков сбыта – одну подводу за много верст не повезешь. Поэтому более расторопные мужики скупали у односельчан урожай еще на корню, скупали за бесценок, зачастую расплачиваясь вместо денег водкой, а потом втридорога продавали лен заезжим скупщикам. Именно этим и занимался покойный Иван Симанов. Доморощенных предпринимателей,

богатевших на чужом горбу, местное население ненавидело. Поэтому первое, что увидел Кунцевич, подъезжая к стоявшему отдельно от всех дому потерпевшего, – это окружавший его забор в сажень высотой.

Первым из саней выскочил урядник – запасной фельдфебель Крисанфов, подошел к воротам и принялся долбить в калитку.

Она медленно отворилась. На пороге стоял худой, невысокий мужик с непокрытой головой, одетый, несмотря на двадцатиградусный мороз, в одну рубаху.

– Вот, Егор, сыщиков тебе привез из столицы.

Мужик, не сказав ни слова, развернулся и пошел к дому. Урядник повернулся к приезжим, развел руками и пригласил петербуржцев следовать за ним.

Изба стояла в глубине обширного двора и была сравнительно небольшой – всего в пять выходивших в сторону двора окон, но с мезонином и крыта, в отличие от всех других домов в деревне, кровельным железом, окрашенным в ядовито-зеленый цвет. В сени с улицы вела лестница о трех ступенях.

Кунцевич стал вспоминать протокол осмотра.

«Собака здесь лежала, – посмотрел он на ступеньки. Работник – здесь. – Он оглядел черное пятно на бревенчатой стене сеней. Детки здесь».

Кунцевич глянул на привешенную к потолку люльку в первой от входа комнате и сел на лавку.

Семья Ивана Симанова состояла из него, его жены, сына Егора, снохи и шестерых внучат – ребятишек в возрасте от 9 месяцев до 16 лет. В доме также постоянно жил и работник – Федор Прокофьев.

22 января Егор уехал в столицу. Вечером 23-го со станции Дно в деревню приехал томившийся сейчас в уездной тюрьме Иван Иванов и привез к Симанову троих мужчин купеческого вида. Они рассчитались с возницей и условились, что завтра он отвезет их к дневному поезду на Бологое. Визит незнакомцев для деревенских жителей чем-то удивительным не был – к старику частенько приезжали и из Петербурга, и из Пскова, и из Острова разные коммерческие люди. Никто из поповских обитателей близко гостей не видел и описать их приметы не мог. Хозяин пустил приезжих в дом, где они и заночевали. Соседи рассказали, что огонь в окнах избы льноторговца погас около часа ночи.

Утром следующего дня из Петербурга вернулся младший Симанов. На станции его должен был встречать Прокофьев с лошадью. Прождав работника напрасно с час, Егор нанял сани случайно оказавшегося на станции односельчанина и на них добрался до деревни. Уже подъезжая к дому, Симанов-младший почувствовал неладное – несмотря на не ранний уже час, ворота и калитка были заперты, из трубы не шел дым, собака не брехала. После того, как на продолжительный стук в калитку никто не ответил, его волнение заметно усилилось. Он с трудом перелез через забор и первое, что увидел – собаку, валявшуюся у самой двери избы с раскроенной головой. Труп Прокофьева в одном нижнем белье, с обезображенным ударами топора лицом лежал в сенях, загораживая вход. Егор перешагнул его, одним прыжком очутился у двери в комнату, открыл ее и лишился чувств…

Земский врач насчитал на теле самого маленького – девятимесячного Прошки четыре проникающих раны, одна из них была сквозной – кинжал, которым она была нанесена, пригвоздил тельце мальчика ко дну люльки. Старшая дочь Егора – 16-летняя Екатерина к приезду отца еще была жива, но находилась без памяти и умерла, не приходя в сознание, у него на руках.

Старших

Семановых нашли в следующей комнате. Оба тела лежали связанными по руками и ногам. У обоих были перебиты кости, обуглены пятки, выколоты глаза. Череп хозяина был размозжен, по-видимому, ударом обуха топора, и на стене, к которой он привалился, образовалось большое пятно крови, кусочков костей и мозга.

Все в избе было перевернуто. Из дома, по словам Егора Симанова, исчез окованный железом сундук, в котором отец хранил все свои сбережения – более десяти тысяч рублей наличными и процентными бумагами. Пропала хорьковая шуба старшего Симанова, а со двора была уведена одна из лошадей и украдены сани.

Поднятые становым жители деревни нашли упряжку в двух верстах от станции Дно. Со служащих станции столичные сыщики и решили начать дознание. Повторно опросили дежурного, кассира и станционного жандарма. Но никто из железнодорожных служителей к ранее данным показаниям ничего существенного не добавил. Кассир рассказал, что двадцать третьего он никого не видел – ему из кассы вообще мало что видно, а 24-го, рано поутру, продал три билета до Бологого, но на покупателя внимания не обратил. Дежурный также о приметах интересовавших Кунцевича пассажиров сообщить ничего не смог:

– Некогда мне, господа, за ними глядеть – я поезда принимаю и отправляю, мне не до этого.

Жандарм вообще не сказал ничего вразумительного, и Кунцевич сделал вывод, что он просто-напросто проспал и прибытие, и отправку поезда.

Беседы с Егором не получилось – на все вопросы сыскных надзирателей он отвечал односложно, без всякой охоты, глядя куда-то в сторону. Ничего нового не сказал.

– А какая у отца шуба была? – спросил Мечислав Николаевич.

– Из хорьков, воротник бобровый.

– А особенности были у нее, приметы какие?

Симанов поднял на Кунцевича наполненные слезами глаза:

– У меня всю семью порешили, а вы про шубу толкуете. Да пропади она пропадом, эта шуба!

– Послушай меня внимательно, Егор. Деньги, которые у вас своровали, примет не имеют, мы по ним убийц не найдем. Какие у твоего отца были серии [109] , ты не знаешь, поэтому по ним искать тоже не сможем. Остается шуба. Если на ней есть какие приметы, ты скажи, вдруг она где всплывет.

109

Здесь – процентные бумаги.

Симанов-младший опять поднял голову:

– Воротник у ей приметный – пятно на ем, зеленое пятно, на самом видном месте. Один умелец криворукий покрасить его хотел, но не получилось… Батюшка ее потому и не носил, хотел в город свезти, перелицевать, да все недосуг ему было… Таперича не свозит…

– А зачем ты в Питер ездил, Егор?

– По делам.

– По каким?

– Доньку хотел в гимназию определить, батька денег давал. – В глазах у единственного оставшегося в живых Симанова была такая тоска, что Мечислав Николаевич решил прекратить дальнейшие расспросы.

Когда они вышли на улицу, то увидели, что у избы собралась вся деревня. Мужики молча курили, бабы собрались кучкой и обсуждали приезд столичных гостей. Над толпой стоял гул их голосов.

– Где бы нам с народом побеседовать? – спросил Кунцевич урядника.

– С кем именно, вашбродь?

– Со всеми.

– Со всеми? – удивлению фельдфебеля не было предела. – Дык их почитай сто душ, это же сколько времени надобно, чтобы со всеми поговорить?

– А ты мое время не считай. Есть в деревне подходящее помещение?