Революции светские, религиозные, научные. Динамика гуманитарного дискурса

Коллектив авторов

Сейчас основные положения концепции «номадизма» приобрели в отечественной этнологической науке характер устоявшегося, фундаментального и даже (отчасти) самоочевидного знания. Но в момент создания эта теория носила прорывной характер, а идеи Маркова отличали экстраординарная новизна и интеллектуальная дерзость. Это был основательно верифицированный фактами и блестяще аргументированный вызов господствующим научно-идеологическим конструктам вроде «кочевого феодализма».

Г. Е. Марков. Кочевники Азии. М.: Наука, 1976

Г л а в а VI

НЕКОТОРЫЕ ТЕОРЕТИЧЕСКИЕ ПРОБЛЕМЫ КОЧЕВНИЧЕСТВА

(с. 278–313)

Возникновение кочевничества как особой, самостоятельной формы деятельности, при которой средства к существованию добывались главным образом в процессе экстенсивного скотоводства, представляло собой крупный этап в разделении труда и имело значительные социально-экономические, политические и культурные последствия.

Изучение генезиса кочевничества – важная историческая проблема, не разрешенная и по сей день. Те ограниченные данные, которыми располагает наука, все-таки позволяют сделать вывод, что становление экстенсивного кочевого скотоводства было сложным процессом, обусловленным социально-экономическим и политическим развитием как племен «горно-степной бронзы», так и их оседлых соседей. Вместе с тем некоторые особенности этого развития

в сочетании с данными естественных наук позволяют предполагать, что возникновение кочевничества на рубеже эпох бронзы и раннего железа было связано также с определенными изменениями в природной среде некоторых горно-степных областей Азии. Эти изменения как следствие хозяйственной деятельности человека, геоморфологических и климатических колебаний оказали неблагоприятное воздействие на развитие примитивного мотыжного земледелия части племен «горно-степной бронзы». Равновесие элементов традиционного комплексного хозяйства было нарушено, и последнее перестало удовлетворять потребности населения. Возникла необходимость в новых дополнительных средствах к существованию, а для этого необходим был переход к новым формам хозяйства. В специфических условиях пустынных степей и предгорий выход в то время был только в дальнейшем развитии экстенсивного скотоводства – кочевничества или миграциях. И то и другое приводило к усилению подвижности населения.

Эта гипотеза может быть обоснована и несколько иначе. Прежде всего следует учитывать, что комплексное хозяйство горно-степных племен существовало очень долго, а в некоторых областях, например в Восточном Прикаспии, – даже больше двух тысяч лет и имело по сравнению с поздним кочевничеством зачастую более развитую материально-техническую базу. Однако убедительные данные о том, что комплексное хозяйство меньше удовлетворяло потребности людей, чем экстенсивное скотоводство, подверженное многочисленным превратностям кочевой жизни, отсутствуют. Должны были быть особые причины для того, чтобы забросить традиционное налаженное хозяйство, теплые жилища и могилы предков и отправиться странствовать. Необходимо подчеркнуть, что там, где сохранялись постоянные источники водоснабжения, а следовательно, возможность достаточно широко заниматься мотыжным земледелием, комплексное традиционнее хозяйство не исчезло и не обнаружило тенденции к превращению в кочевническое. Мотыжное земледелие или сохранялось до позднего средневековья, или развивалось в плужное земледелие.

Как свидетельствуют археологические источники, уровень социально-экономического развития у племен в эпоху бронзы, как перешедших впоследствии к кочевничеству, так и сохранивших традиционное хозяйство, был в среднем практически одинаков. Итак, развитие скотоводства в рамках комплексного хозяйства не приводило обязательно к кочевничеству. Не известны случаи массового перехода народов, имевших развитое животноводство, к кочевничеству и в позднейшие эпохи, за исключением отдельных групп населения или племен (например, часть лесных монголов, тувинцев и др.), обращавшихся к кочевничеству под влиянием сильных соседей. То же можно сказать и о некоторых народах тропиков (например, многие обитатели Восточной Африки), о скотоводах Северной Америки, где очень развитое животноводческое хозяйство не вылилось в настоящее кочевничество, а средства к существованию получали не только, но и зачастую не столько от скотоводства, сколько от других видов занятий: земледелия, охоты и др. Следует также отметить, что кочевники, переселяясь на новые места, где природные условия благоприятствовали земледелию, нередко оседали и начинали вести комплексное скотоводческо-земледельческое хозяйство, в котором было довольно много скота. Эта особенность противоречит высказанному в литературе предположению о том, что рост поголовья стад может вызвать перерождение комплексного хозяйства в кочевническое.

Кочевничество возникало, развивалось и существовало главным образом там, где исчезали или отсутствовали возможности для достаточно продуктивного, хотя бы мотыжного земледелия. На протяжении истории у кочевников была тенденция к оседанию на землю, но зачастую, встречая существенные препятствия, не реализовывалась, так как оседание могло быть связано с потерей независимости и подчинением государствам оседло-земледельческих областей.

Переход к кочевничеству, очевидно, произошел первоначально отнюдь не всюду, где впоследствии господствовало экстенсивное скотоводство, а в первую очередь в «критических зонах», где вести мотыжное земледелие стало особенно трудно [1] . Кочевая жизнь, а возможно, и некоторые хозяйственные затруднения приводили к столкновениям с соседями, войнам. Становление кочевничества сопровождалось большими изменениями в социально-экономических отношениях. Неуклонно возрастала имущественная и усложнялась социальная дифференциация. В кочевничество вовлекалось соседнее население, возникал как бы «цепной процесс», при котором захватывались местности, где комплексное хозяйство все еще продолжало бытовать. Часть племен, вовлеченных в этот процесс, оставалось кочевниками; часть, переселившись в новые места, возвращалась к своим традиционным занятиям или при благоприятных условиях переходила к плужному земледелию.

1

Ср. С. И. Р у д е н к о. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. ГО СССР. МПЭ, в. I. Л., 1961, стр. 12; Г. Е. М а р к о в. Некоторые проблемы возникновения и ранних этапов кочевничества в Азии. СЭ, 1973, № 1.

В литературе рассматриваемый этап получил название «ранних кочевников». В целом термин удачен, хотя и не раскрывает всего многообразия исторических процессов в комплексном хозяйстве племен «горно-степной бронзы» по мере разложения последнего. Все особенности этого сложного явления сегодня выявить еще нет возможности, но по имеющимся данным «раннее кочевничество» не было единым по типам и формам. Одни народы, подобно многим племенам, входившим в союз хунну, были в полном смысле этого слова кочевниками, и их быт соответствовал условиям их образа жизни. Другие – алтайские и часть европейских скифов, племена ариев, переселявшиеся в Южную Азию (да и не только они), – хотя и вели из-за переселений и условий хозяйства подвижную жизнь, сохраняли в быту многие черты полуоседлости: керамику собственного производства, громоздкую утварь, металлургическое производство, неуклюжие повозки; имели значительное поголовье крупного рогатого скота и т. п. Не исключена, например, возможность, что подвижность скифов была связана не столько с их хозяйством, сколько с военным бытом. В таком случае отгонным скотоводством могла заниматься молодежь, для которой это занятие было одновременно и военной школой [2] . Большинство таких народов вскоре перешло к оседлости, и, судя по всему, их подвижность была, очевидно, временной. Итак, если не говорить об этапе переходном от эпохи бронзы к «раннекочевому» времени, о котором мы не располагаем ни письменными, ни даже достаточными археологическими данными, то в рамках «раннего кочевничества» предположительно можно наметить по крайней мере два хозяйственных типа – результат двух путей исторического развития в специфических

условиях. Первый тип, будучи связан скорее всего с «первичными» центрами возникновения кочевничества и пустынными областями, в начале I тыс. н. э. эволюционировал в развитое кочевничество. Второй – характеризуется сильными пережитками полуоседлости и соответствующим комплексом хозяйственных отраслей, возник как следствие социально-экономических и политических причин, а также отмеченного выше «цепного процесса». При этом какая-то часть племен, имевших второй тип хозяйства, могла остаться кочевой, хотя многие из них, кочуя и переселяясь, останавливаясь в местах, благоприятных для традиционного комплексного хозяйства, постепенно оседали, становясь земледельцами. Весьма возможно, что на развитии различных хозяйственных типов сказывались и традиции эпохи бронзы, когда для одних племен были больше, а для других меньше характерны подвижные формы отгонного скотоводства. Так, одни уже «перестроились» для радикальной смены типа хозяйства, другие стремились вынужденную подвижность сменить на традиционные занятия. Наиболее существенные различия между племенами двух типов хозяйства заключались в том, что хозяйство последних включало ряд интенсивных отраслей; быт сохранял многие полуоседлые черты, тогда как собственно «ранние кочевники» добывали средства к существованию главным образом в хозяйстве экстенсивном. Вот почему представляется необходимым и возможным выделение среди «ранних кочевников» собственно кочевников, очень напоминающих позднейших развитых кочевников и «подвижных скотоводов», т. е. «временных» кочевников, сохранявших в быту и культуре традиции полуоседлого и оседлого быта.

2

Эта мысль в свое время была высказана В. Н. Чернецовым устно.

С рассматриваемой проблемой тесно связан вопрос о древнейших способах кочевания. Существует предположение о том, что первоначально было распространено так называемое «непрерывное кочевание» в домах на колесах. И, казалось бы, некоторые исторические источники подтверждают эту гипотезу. Например, Зосим сообщает о скифах: римляне, истребив всех мужчин, «устремились на женщин и детей и взяли 4000 повозок и пленных столько, сколько можно было везти на стольких повозках, исключая следовавших за ними пешком и отдыхавших в них попеременно, как это в обычае у варваров» [3] . Аммиан Марцеллин описывает аланов так: «…придя на изобильное травой место, они располагают в виде круга свои кибитки», и, «истребив здесь корм для скота, они вновь везут свои, так сказать, города, расположенные на повозках» [4] . На основании этих примеров М. П. Грязнов полагает, что у скифов существовало непрерывное кочевание. Он пишет: «Если для большинства ранних кочевников, живущих в повозках, нет прямых указаний на наличие у них техники непрерывного кочевания, то нет никаких указаний и на обратное» [5] . Тот же автор считает, что система непрерывного кочевания у скифов была результатом «закономерного процесса развития производства и производственных отношений скотоводчески-земледельческих племен степного юга» [6] . Но каковы были эти процессы, как они были связаны с непрерывным кочеванием, М. П. Грязнов достаточно убедительно не поясняет.

3

З о с и м. Новая история, кн. 4, 25, 3.

4

Аммиан М а р ц е л л и н. История, кн. XXXI, 2, 18.

5

М. П. Г р я з н о в. Некоторые вопросы истории сложения и развития ранних кочевых обществ Казахстана и Южной Сибири. КСИЭ, 24, 1955, стр. 21.

6

М. П. Г р я з н о в. Некоторые вопросы истории… КСИЭ, 24, 1955, стр. 21.

Древние источники действительно сообщают, что в определенных условиях скифы непрерывно кочевали. Но условия эти специфичны, ибо передвижения происходили во время войн и подобная форма передвижений еще не доказывает, что древнейшей формой кочевания было непрерывное движение. До эпохи «Великого переселения народов» хунну, как об этом свидетельствуют восточные хроники, не знали «непрерывного кочевания». Как показали археологические наблюдения, отсутствовала такая форма хозяйства и у древних скотоводов Восточного Прикаспия. Нельзя не сослаться здесь и на состояние хозяйства монголов. Как отмечалось, до эпохи Империи они вели регулярное кочевое хозяйство (куренное, аильное) на сравнительно ограниченных пастбищных пространствах. Непрерывное кочевание появилось у них только в ходе завоевательных походов, а вовсе не было исконной чертой их хозяйства. Поэтому, очевидно, непрерывное кочевание было специфическим явлением, связанным с эпохой войн и переселений. Как следует из археологических и письменных данных, уже в глубокой древности существовали различные способы кочевания, соответствовавшие природным условиям окружающей среды, известные и широко распространенные позднее.

Анализ показывает, что виды скота у кочевников и полукочевников Азии довольно одинаковы, хотя их процентное соотношение в стаде и по породам различно. Эти различия зависят как от формы кочевого хозяйства, так и от природно-географической зоны. Как при преимущественно кочевом, так и полукочевом хозяйстве во все эпохи разводили главным образом верблюдов, лошадей, мелкий рогатый скот (овцы и козы). Крупный рогатый скот кочевники не разводили, а появление его у полукочевников означало разложение экстенсивного скотоводства, переход к полуоседлости и появление оседлости. Особенно наглядно это явление, свидетельствующее о внутренних процессах, происходящих в скотоводстве, можно наблюдать у казахов в XIX – начале XX в. (см. третью главу).

Различия в видах скота в кочевом и полукочевом хозяйствах определялось тем, что в первом типе хозяйства особенно большое значение имело разведение верблюдов (незаменимого при дальних переходах вьючного животного – «корабля пустыни»). Полукочевники держали обычно еще и ослов. Но верблюдоводство в сочетании с коневодством стало ведущей отраслью хозяйства только в специфических условиях аравийских пустынь, малопригодных для разведения других хозяйственных животных. Полукочевники Аравийского полуострова держали наряду с верблюдами большие стада мелкого рогатого скота. В Средней Азии, где преобладало полукочевое скотоводство, разводили верблюдов, мелкий рогатый скот, немного породистых лошадей (в условиях стойлового содержания) и ослов. Судя по отмеченным выше этнографическим данным, характерно, что у туркмен до эпохи их массового переселения в земледельческие оазисы, верблюдоводство имело значительно большее распространение, чем в XIX в. В Казахстане и восточных ареалах распространения кочевничества даже очень подвижные скотоводы сочетали разведение верблюдов с экстенсивным содержанием крупных табунов лошадей и стад мелкого рогатого скота. Это сочетание объяснялось как особенностями растительности на пастбищах, так и необходимостью тебеневки: зимой при значительном снежном покрове или гололеде лошади разгребали снег, разбивали копытами ледяную корку, после получали возможность кормиться и прочие животные.