Рейд на Сан и Вислу
Шрифт:
— Коженков, вперед! — тихо скомандовал Войцехович.
Лошади взяли с места крупной рысью.
— Вернется ваш Мыкыта! — крикнул Ясон, на всякий случай все же держа автомат на изготовку.
Выехав на полевую дорогу, мы расспросили проводника, где находится село Мосур — конечный пункт нашего сегодняшнего марша.
Мыкыта, устраиваясь поудобнее на облучке саней, повернул к седокам свое усатое лицо.
— Эге, хлопцы, так вы ж сильно праворуч забрали. Придется нам через курень пана атамана
— Погоняй!
Но все же мы с начштаба задумались. Сразу спрашивать провожатого насчет объезда было бы неправильно. Успеется. Главное — не потерять времени и не уклониться дальше в сторону от оси движения колонны.
Наш проводник оказался на редкость догадливым.
— Я все разумию, товарищи. Ну и шороху вы натворили на той германовой зализныци. Наши звязковцы охляпом прискакали. Говорят, армия идет с пушками, с танками. Герман текает аж до Польши.
Мы ухмылялись, понимая, что не только у бандеровцев, но и у нас самих по выходе из боя получилась порядочная неразбериха.
А на проводника напала говорливость:
— Гей, як бы наши так воевали!.. А через того куренного мы проскочим вмиг. Я крайними улицами проведу. Як мышь, проскочим.
Проскакивать, как мышь, нам было как–то неловко: страдал престиж. Но мы помалкивали, припрятав на время партизанский гонор.
Приглядываясь к проводнику, я думал: «Подведет или выведет?» И вдруг, не доезжая до куреня Сосенко, встретили порожние санки, мчавшиеся нам навстречу. Ясон успел схватить коней под уздцы. Ковырнув автоматом в соломе, он вытащил человека, в котором при свете луны все мы сразу признали ездового наших особистов.
— Куда же ты дел пленных немецких офицеров? Где они? — спросил я ездового, ожидавшего от меня явно не таких вопросов.
Он отстал от колонны и сейчас гнал в обратную сторону. Мы завернули его коней и пересели к нему в сани вместе с Войцеховичем. Ездовой, худощавый, с бородкой клинышком, срывающимся голосом «отрапортовал»:
— Бандеры местные меня километра через три от переезда задержали. Думал, живым не вырвусь. Шестеро с дубинками в сани ко мне из кустов ввалились.
— И о чем же ты, приятель, с бандитами этими вел речь? — спросил я. — Да давай, поворачивай левее. Проскочим лощинку прямиком — путь сократим и к середине своей колонны вырвемся.
— Бандиты меня потому не тронули, товарищ командир, что я им про армию соврал… то есть сказал, что Красная Армия бой ведет. Когда они меня задержали, ужасно сильная пальба на «железке» началась.
«Значит, подействовало? — обрадовался я. — Номер с переодеванием удался. Приказу Улыма Савура подчиняются и здесь».
С коней хлопьями летела пена. Ездовой круто забирал влево.
— Вертай, вертай еще левей! — поощрял его с задних саней наш
— Есть вертать, — уже лихо ответил ездовой. — А разведка у них, товарищ командир, почище нашей будет…
— Это у немцев–то? — удивленно переспросил я.
— Не, у этих самых.
С дороги за нами скакало несколько всадников.
— Придержи коней, — крикнул я ездовому. — Да как тебя звать–то?
Ездовой перевел коней на шаг.
— А я из новых у вас в отряде, звать меня Федор.. Федор Гайдай… В отряде у теперешнего помпохоза я воевал, в местном, так сказать… Добровольно к вам пошел. Не хотел от своих боевых товарищей односельчан отрываться.
Лошади, тяжело поводя боками, тащили санки целиной, без дороги. Впереди затемнели какие–то скирды. Мы явно подъезжали к селу, но не с околицы, а откуда–то сбоку, через гумна.
— Да не с той стороны в село катим, — забормотал Федор Гайдай. — А разведка, товарищ командир, и у бандитов действует… Как, значит, пальба на переезде началась, откуда, скажи, взялся мальчишка верховой. Словно из–под земли вырос и громко так докладывает: «Офицеров гитлеровских червоноармейцы бьют». Бандеровцы из саней моих сыпанули кто куда и как дым растаяли…
— Выходит, они нас за армию приняли?
— А как же? У меня ж на плечах тоже погоны.
Мы с Васей переглянулись, а Гайдай продолжал:
— До чего ж молодец наш старшина. Прицепи, говорит, погоны немедля. Я было хотел до утра повременить: завтра, мол, прицеплю по всей хворме. А он как грымнет на меня… Пришлось пришить на живую нитку, и вот, поди ж ты, выручили. Видно, не захотел господь моей смерти–погибели от бандитской пули.
— Господь или старшина?
— Да кто их знает.
Я оглянулся. Конников, скакавших к нам со стороны дороги, почему–то не было.
Кто они — свои или противник? Мы легли в санях с автоматами на изготовку.
— Жаль, нет ручника, — шепнул Войцехович.
А Гайдай болтал:
— Так и то сказать… Бандеровцы все тутошние… С каждым кустом по–своему говорят. У нас под Олевском тоже бывало, как что произойдет, через пять минут командирам известно. Вы из Карпат еще только до Городницы дошли, а мы уже все о вас знали…
Подозрительная, тревожная тишина обступала нас, нарушаемая лишь храпом загнанных коней.
— Что за черт, где колонна? Где заслон? Давай, Федя, давай… Вон хаты… Тут наши должны быть…
И не успел я проговорить это, как впереди выросли силуэты людей. Кто–то схватил под уздцы лошадей.
— Свят, свят, — зашипел ездовой.
Я взбешенно, потрясая нагайкой, заорал явную бессмыслицу с упоминанием Красной Армии, всех чертей и богов.
Послышался хохот и посвист.