Рейд на Сан и Вислу
Шрифт:
— Все готово, залегли и окопались, — коротко доложил связной от Кульбаки.
Это значило, что оба заслона, выставленные вдоль пути на километр — полтора от переезда, уже успели заминировать полотно.
Вспомнил ругань Абрамова и улыбнулся. «Сегодня как? Вибрационными или нажимными? Да хоть чертом — только бы надежно сработали мины…»
В двадцать три часа пятьдесят пять минут со стороны Польши послышался шум поезда. Эшелон шел довольно быстро. Оставались последние секунды до взрыва. Я впился взглядом
— Добивают. Как кабана. Правильно, Кульбака! Выпусти ему кишки! — закричал в восторге Войцехович, на миг превратившийся из методичного, спокойного начштаба в лихого забияку.
Было слышно, как из пробитого паровозного котла со свистом и шипением вырывался пар. Шум и стрельба усилились.
— Высоко бьешь, — засмеялся Вася, когда над головой раздался знакомый посвист пуль.
С Войцеховичем творилось что–то удивительное. «Не к добру развеселился начштаба», — как–то невольно подумал я.
Минут через десять после начала боя на переезд примчался второй связной от заслона.
— Где командир?
— Ну, что там? Докладывай!
— Подбили!.. Паровоз и два вагона на боку. Остальные сошли с рельсов.
— С чем эшелон?
— Командир роты приказал доложить… эшелон с рогатым скотом.
— Охрана есть?
— Да, вроде. Отстреливаются.
— Паровоз видел?
— Своими глазами — под откосом. Вон он, как туша. Но близко подойти нельзя, двух наших ошпарило трошки.
— Вагоны видел?
— Да, вроде бачив, — немного замявшись, отвечает связной.
— Тоже своими глазами?
— Так точно, товарищ командир!
Длинная очередь прижимает нас к земле. Отползаем к будке. На переезде барахтается раненая лошадь.
Через две минуты переезд очищен и движение возобновляется.
— Вагонов много?
— Так кто ж их считал! Может, десять, а может, и пятнадцать. С окнами…
— С какими окнами?
— Да вроде из зеркального стекла. Двойные рамы.
— Что за чертовщина? Какие же зеркальные стекла в товарных вагонах?
Связной топчется, жмется:
— Так вагоны–то классные, товарищ командир.
— А ты говоришь, эшелон с рогатым скотом. Что ж они, быков в плацкартных возят, что ли?!
— Так приказано доложить начальником заслона. И еще добавил товарищ Кульбака: скажи, мол, что ревут быки…
— Вагоны классные, значит, с пассажирами. Надо срочно выяснить — просто с пассажирами или с войсками, — перебил связного Вася.
— Какие уж тут «просто пассажиры»! Пассажир тебя очередью полоснул, что ли? Ясно — с войсками. Да еще с отборными.
Связной исчезает во мраке ночи.
Понимая, что самое важное в данный момент — дать возможность колонне проскочить через переезд, на который все чаще и чаще залетают шальные пули, подаю команду:
— Ускорить движение!
Сразу замелькали, размахивая нагайками, маяки. Ездовые нахлестывали коней, на рысях проскакивая открытое место. Чутко прислушиваясь к хлопкам выстрелов с заставы, кони сами рвались вперед. Моментами вспыхивал шквальный огонь: противник очухался. Кульбака, не шибко инициативный, но исполнительный, через десять минут поднял роту в атаку.
Бойцы с ходу ворвались в первые вагоны. Там, видимо от толчка при крушении, было много раненых и контуженых. Они почти не оказали сопротивления. Захлопали редкие выстрелы из пистолетов. Это офицеры, не пожелавшие сдаться в плен, кончали расчеты с жизнью.
Небольшая пауза — и вдруг опять шквал огня с середины эшелона. На переезде невозможно устоять. Сдержав под уздцы упряжку очередных саней, переждали. Огонь стих.
— Похоже, что били легкие пулеметы, — говорит начштаба. — Теперь меняют диски.
И сразу «ура»!.. И опять шквал огня. Разрывы нескольких гранат… Наших или фашистских? Похоже, наших.
И снова тишина.
Атака партизанской роты явно захлебнулась.
— Как бы не смяли ее — уж очень дружно гитлеровцы контратаковали, — забеспокоился начштаба. — Огонек у них что–то силен. Не стал бы Кульбака отходить.
Но рота, слышно, залегла вдоль полотна железной дороги.
Еще через несколько минут, сопровождаемые конвоем, на переезде появились первые пленные.
— Роберта Кляйна сюда!
Кляйн не заставляет ждать себя — он уже здесь. Ему помогает Вальтер из группы Жмуркина — немецкий коммунист–коминтерновец.
— Аус дем фатерлянд, — бормочет здоровенный верзила.
— Танкист? — спросил по–немецки Роберт. — Дивизия?
— Четвертая армия, — быстро ответил долговязый обер–лейтенант, щелкнув каблуками.
Через несколько минут Кляйн, допросив трех — четырех пленных, выяснил, что эшелон из двенадцати вагонов вез фашистских офицеров–отпускников.
— За отличия на Восточном фронте они получили внеочередные отпуска, отбыли их и возвращались «аус дем фатерлянд», — закончил Кляйн.
— Да, лакомый кусок сала! — притаптывая снег сапогом, почесал затылок Шумейко. — Эх, жаль, мой батальон еще не подтянулся.
— Гони в батальон, да уши не развешивай: противник серьезный. Это не какие–нибудь вояки с Горыни да Стохода. Действуй!
— Есть, приказ голов не вешать, а глядеть вперед! — Шумейко сорвался в галоп навстречу своему батальону.