Рейд на Сан и Вислу
Шрифт:
— Да будет вам известно, товарищ командир, что перед войной в Польше существовало тридцать шесть политических партий, — тоном лектора или частного адвоката наставлял меня Циммер и, загибая пальцы, перечислял названия этих партий.
Когда у меня бывало свободное время, я с интересом выслушивал эти «лекции». Хотелось, поелику возможно, поднять завесу странного, чуждого и запутанного буржуазного мира, с которым, может быть, придется встретиться вскоре. Я не ясно отдавал себе отчет, зачем все это мне понадобится, и оправдывал
…При посещении санчасти опять увидел фельдшера–подрывника Николая Сокола. Он все так же застенчиво улыбнулся мне.
— Не подключить ли и докторов в нашу проверку? — сказал я, вернувшись в штаб уже около полудня, где застал Мыколу Солдатенко с его новым помощником по комсомолу Мишей Андросовым. — Проверять, есть ли у бойцов иголки, нитки, пуговицы, шило, мыло и неприкосновенный запас соли — дело всегда полезное. А для сегодняшнего маневра в особенности. Но заодно и насчет личной гигиены партизан следует позаботиться. Тем более, что медперсонал пока свободен: раненых в санчасти почти нет.
— Но главный вопрос — куда идти — мы на совещании так и не решили, — выпалил вдруг Миша Андросов. Он впервые принимал участие в разработке тактической задачи отряда и, как видно, не понял молчаливого сговора командиров.
Мыкола быстро глянул на Мишу. Затем перевел вопросительный взгляд на меня: «Сказать ему?»
Я пожал плечами.
— Ты еще про цель всего рейда зпытай, — усмехнулся Мыкола.
— Да, кстати. Я давно интересовался… — простодушно отозвался этот хороший высокий парень с порывистым характером.
Мыкола взял Мишу под руку и, отведя на два шага в сторону, спросил тихо, но так, чтобы слышал и я:
— Слухай сюды. Ты, часом, не знаешь, за що Каин убил Авеля? Не знаешь? Закона божьего не изучав? Так я скажу. Авель все вынюхував у батька Адама оперативные планы. Зразумев?
Мы все втроем рассмеялись.
— А всерьез, — продолжал Солдатенко, — за всю войну мы ни разу не задавали таких вопросов. Дед Ковпак или Руднев на таку цикависть так нам отвечали: «Идем, куда трэба».
И я впервые подумал: «А не пора ли запросить разрешения и вскрыть конверт? Нет, кажется, еще рано. После вчерашних семнадцати молний следует, пожалуй, обождать…»
Через час я снова на коне.
Доктора охотно и даже с энтузиазмом подхватили нашу идею о санпроверке. И, как узнал я позже, эта забота о гигиене отряда намного повысила мой командирский авторитет в глазах медперсонала и даже старшин.
Из санчасти заехал на батарею. Там шел какой–то спор о веретенном масле и хомутах для артиллерийских лошадей.
Разрешив все спорные вопросы миром и лично убедившись в готовности артиллеристов к завтрашнему маршу, я направился обратно в штаб. По пути поглядывал с коня через плетни: во дворах
— Проверка идет полным ходом, — доложил Скрипниченко.
— Чтобы мне и шило, и мыло, и прочий солдатский немудрящий скарб был в полном ранжире, — строго разглагольствовал бывший бронебойщик Тимка Арбузов, произведенный недавно в старшины.
Смущенные партизаны виновато вытягивали руки по швам. А уральский басок Арбузова все больше и больше набирал силу.
В другой роте старшина с запорожскими усами въедливо допытывался:
— Иголка и нитка есть? А ну покажи! А пуговица если оборвется? Нэма. Какой же ты автоматчик? Как же ты фашистов будешь на ходу стрелять, если, скажем, у тебя штаны в самом разгаре боя свалятся?
Хохот, смех, шутки.
«Словом, ежели наша выдумка с погонами и не выйдет, то все же будет кое–какой толк хоть от этой проверки», — подумал я.
После двух часов дня по сигналу началось построение. Еще раньше к изолированной школе подъехало трое саней и в них погрузили таинственный груз, наглухо укрыв его плащ–палатками. В половине третьего была дана команда: «Шагом — марш!»
В голове колонны шел батальон Кульбаки. Сидя на оседланном артиллерийском битюге и пропуская мимо себя все свое войско, рослый Кульбака дождался, пока с ним сравняются роты Давида Бакрадзе, улыбнулся и вдруг громко пропел: «Кукареку!»
— Ты кому эту песню поешь, генацвале? — удивился Давид.
— Так тому же, Гончаренке… А могу и самому Степану Бандере. И Эриху Коху тоже…
— За компанию? Ты, дорогой кацо, уже один раз пел эту песню!
— Когда?
— А на Яблоновом перевале, на венгерской и румынской границах. Помнишь там, где один петух на три державы поет.
— Да горела бы она без огня и без дыму, та граница, — отплевывается Кульбака.
— Не любишь? — смеется Давид. Он знает слабость Кульбаки и частенько подтрунивает над ним, пугает бравого степняка призраком Карпатских гор.
А колонна споро движется вперед. На юг, на юг! Ход конем! Впереди еще светло, но с востока и севера горизонт охватывает темно–синее грачиное крыло ночи.
Гляжу на гарцующего Мишу Андросова. «Мы повернули круто, на сорок пять градусов… Уловил ли ты это, любопытный комсомольский вожак? Или думаешь, как и многие другие неопытные бойцы, что идем все вперед, на запад?»
Десятка два командиров выскочили верхами на окраину села и ждут нас. Подъезжаем. Стоят на обочине дороги, с любопытством поглядывают то на меня, то на Войцеховича. Собралась кавалькада человек в тридцать. Пять комбатов, пять комиссаров, Миша Андросов, командир кавэскадрона Саша Ленкин, Тутученко, Бережной, Жмуркин, Кляйн. И главный именинник предстоящего дела помпохоз Федчук.