Резкий поворот
Шрифт:
Женщина чуть-чуть сморщила идеальное лицо, позволив появится на нем слегка недовольной гримасе — она привыкла вкушать свои блюда не только живыми, но и ощущающими полную плеяду чувств и эмоций, какие служат превосходной приправой к плоти и бурлящей в ней жизненной силе. Увы, от самых любимых блюд приходилось временно отказываться — защита на доме хороша и не выпустит даже тени фона, но вот эмоции, эмоции заживо поедаемой и усваиваемой жертвы могут быть распознаны даже через оную защиту, особенно если рядом имеется талантливый эмпат. Увы, но мистер Хиллз, несмотря на его лишний вес, реноме любителя крепкого виски и тщательно подобранный и выпестованный образ сосланного на край мира разгильдяя, был не просто отвратительно компетентным эмпатом, но еще и превосходным детективом, несколько раз наступавшим ей на хвост
К счастью, сейчас он бродить должен по трущобам, она несколько отдельных малых ячеек своих игрушек пожертвовала ему именно с этой целью… но уверенности не испытывала. Этот боров был хорош, она получала искреннее удовольствие от игр с ним, игр двух одинаково острых разумов, привыкших видеть не отдельные мазки на холсте, но картину целиком. Когда работа будет завершена, она обязательно вытребует себе жизнь, душу и судьбу Шона Хиллза, если он, конечно, доживет до того момента. Быть может, именно его она даже не станет поедать, как не станет и сжигать ему разум и волю дотла, подобно уже надоевшему братоубийце, какой едва мог слова связать во внятную речь пару предложений еще до знакомства с ней. Не-е-е-е-т, своего излюбленного врага она станет ломать и переделывать долго, с наслаждением и расстановкой, пользуясь всеми преимуществами хозяйки и пленительницы.
Недовольство подготовленным блюдом было позабыто, ушла с лица раздраженная гримаса, а вот улыбка стала на два тона теплее — женщина улыбалась исключительно обезоруживающе, тепло и мягко, но при этом соблазняюще и ничуть не агрессивно, словно добрая тетушка, старшая наставница или заботливая мать. Молодые и хлесткие стремятся к образу максимально порочному, желанному и притягивающему, образу молодому и жаркому, взывающему к самым низменным и оттого могучим инстинктам. Она давно уже переросла подобное, предпочитая брать свое не только силой, но и нестандартностью подхода, не порочной страстью, хотя и ею тоже, но образом теплой, обволакивающей заботы и ласки. Многие маги или жрецы тренировали себя противостоять влиянию чистой страсти и похоти, они научены распознавать и отбрасывать в стороны эти внушения. Куда меньшее число умеет распознавать более тонкое воздействие — желание не обладать или подчинится, но самому заботится или принять чужую заботу, образ доброй матери или опекаемой младшей сестры куда сложнее во внушении и поддержке, но и преодолеть его влияние… тяжело.
Играть в ранимую и опекаемую женщина не любила, не умела, да и не подходил ей этот образ, но обратную сторону… о-о-о-о, эту сторону своего искусства она развила до весьма выдающихся по меркам ее племени высот. Грузный и потеющий от волнения джентльмен только что закончил обрабатывать печень жены соусами, воткнув оную обратно в выпотрошенное брюхо, принявшись работать над почками, осторожно и неспешно работая жертвенным ножом, стараясь не убить свою искренне любимую жену раньше времени. До того, как та станет блюдом его Госпожи. Погладив по голове свою комнатную зверушку, какой аж заскулил в восторге от ее касания, она привычно встает по среди комнаты, чуть запрокидывает голову и выдает глоткой неслышный обычному уху звук, очень тихий, но при этом проникающий сквозь практически любые физические преграды. Этот звук идет волной по всей Канберре, доходит до ее окраин, стекает в океан и уходит в глубину малозаселенных равнин рядом с городом.
Глас ее не несет в себе ни прямой силы, ни угрозы, ни влияния как такового, он лишь резонирует с аурами и разумами, как крик летучих мышей. И те разумы, какие были уже знакомы с ее гласом, уже прошли соответствующую обработку и обучение, они невольно и совершенно незаметно для самих же себя голос ее услышали. Тень такового, но услышали, и столь же невольно, как выученный рефлекс, резонировали с ней. Подобно тому, как маги астрала отправляют на край света свои сообщения, так и она уловила отклик от своих марионеток — чистая менталистика, эмпатия и акустическая магия. Полноценно общаться она подобным образом не может, тут нужно наводиться и фокусировать зов на отдельных марионетках, причем уже обработанных, желательно даже спровоцировать в их хрупких телах несколько полезных мутаций или просто подселить паразита какого-то. Но она и не ищет разговора или отчета, в этом плане проще получить донос лично или на бумаге, нет.
Всего лишь
Несколько отчетов, парочка полученных донесений, притащенных мелкими импами через жертвенный ритуал, а также множество иных мелких факторов указывали на некоторые проблемы. Часть игрушек, дальних и не приближающихся к городу, преимущественно из плеяды шахтовых крыс, оказались атакованы и она бы уже приказала форсировать план, зачищая концы в воду, но атаковали не власти Канберры, натравленные дотошным мистером Хиллзом, а такие же ячейки культа, как и атакованные. Ничего удивительного, особенно для Австралии, здесь намеренно поддерживалась сильная конкуренция между марионетками, да и нижнее звено погоняющих рабов властью высших то и дело пытались друг другу сыпнуть серебра освященного в глаза — личные распри были прямо запрещены не ею или Леотхт-Хооном, а самим Владыкой. Оставалось терзать сети слуг и рабов друг друга, терзать и подставлять друг друга, тщательно следя за тем, чтобы не перейти черту клятв.
Началось все с обиженных и таких сладких воплей Пхакт-Хайа-Оллая, пятого из помощников ее главного напарника, союзника и конкурента, с каким у нее были весьма плотные, но натянутые отношения. Он, говорящий через встроенного в одноразового раба паразита, дребезжал и требовал прекратить терзать его сеть, угонять мясо и грабить марионеток. Она же очень искренне выразила недоумение, не скрывая радость от чужих проблем, а после еще и принесла заверительные подтверждения с опорой на собственные обязательства, подтвердив свою непричастность. А подтвердив, начала копать путь к истине — кто-то ведь потерял берега и, если не ее слуги, каких она тут же проверила, а также не слуги Леотхт-Хоона, то кто-то еще. Быть может, такой же залетный гость из дальних континентов, каким была и она сама, до того, как удачно нашла место и положение сеть плетущей и направляющей.
Удовлетворенно улыбнувшись, она тянет мелодию еще некоторое время, окутывая гласом уже сам дом, прислугу, очарованных владельцев особняка, — никак не связанных с организацией и несколько раз тщательно проверенных, чтобы не стали ее логово искать именно здесь, — личных стражей и боевых химер-охранников. На последней ноте ее маскировка дала секундную брешь и возможный наблюдатель, доберись он сюда живым и не попади под влияние гласа, увидел бы, как изображение прекрасной леди чуть мигнуло. Показав под ним не пышногрудую и желанную матрону в дорогом платье, а могучую рогатую демоницу, носящую те же одежды. Адскую тварь, высшего суккуба, аура какой вполне соответствовала одаренным пятого ранга. И, если немного польстить, опасно близко подбиралась к рангу шестому, лишь немного не дотягиваясь до нижней его планки.
— Связаться с Лаской, Межой, Линией — они ближе всего к рудным крысам, пусть поспрашивают, пусть поищут. Мне нужны ответы, нужны имена и образы тех, кто играет здесь без моего разрешения. — Выдает она команду молчаливо стоящей в уголке тройке культистов, один из каких был аборигеном, заставляя тех дружно вздрогнуть и снова поглядеть на увлеченно фарширующего свою жену волшебными цитрусами раба. — Идти в два, нет, в три перехлеста. В случае раскрытия передовой группы, последующие должны отправить голос. Хоть самих себя пусть зарежут, но отправят, подберите обработанных или достаточно фанатичных. Мне не нравится это. Слишком уж плотно и быстро взялись за шахты, слишком нагло работали. Кто-то из шавок Леотхт-Хоона, милого нашего Водоворота, вышел из повиновения и взялся за пятерку. Отыщите. И сообщите.