Ричард Длинные Руки – барон

Орловский Гай Юлий

– Не убегут? – спросил я и кивнул в сторону пленных.

Он оскорбился.

– Они же дали слово!

– А-а-а, – сказал я, – так они не совсем еще южане?.. Но ты на всякий случай присматривай, а то влияние демократии… того, понимаешь? Они признают только юридически оформленные договора. В шести экземплярах, заверенные нотариусом… Ладно, не гони так коней. Я там, в свою очередь, оставил засаду.

Смит выгнул брови.

– Засаду?

Он оглянулся на графа Эбергарда. Тот вздохнул, воздел очи к небу, но смолчал. Лицо

графа оставалось донельзя напряженным, он время от времени оглядывался на покинутый лес.

Постоялый двор в этом городке невелик, понравился чистотой и той особой опрятностью, которую обеспечивает дружная семья, что содержит двор и гостиницу, не нанимая слуг. В чисто выметенном зале столы вытерты, лавки на местах, в большом камине полыхает огонь, со стороны кухни доносится запах бараньей похлебки.

Я сразу бросил золотую монету на стол, велел подать лучшее, и уже через пять минут на вертел насаживали крупного поросенка, миновавшего молочный возраст, но еще с нежной розовой шкуркой и сочным мясом.

Сэр Смит первым плюхнулся за стол.

– Раньше сядешь – больше выпьешь, – заявил он жизнерадостно. – Брат Кадфаэль, иди сюда! «Из праха создан сын человеческий, и в прах он обратится»; отчего же в таком случае нам не пить в промежутке? Года приходят и уходят, как сказал Экклезиаст, а выпить хочется всегда…

Кадфаэль сел рядом, благо Смит похлопывает ладонью по лавке и никого вроде бы не пускает, хотя никто и не стремится сесть с ним рядом, сказал с кротким укором: – Почему всегда? Разве можно столько пить?

– Разве я пью много? – удивился Смит. – Всего две чаши: одну первую и несколько вторых… Вон и сэр Ричард подтвердит!

Я буркнул:

– Пейте пиво пенное, будет морда здоровенная. А где остальные?

Граф Эбергард опустился за стол напротив, желваки играют, не ответил, а выплюнул зло изжеванные слова:

– Не догадываетесь? Спешно распродают добычу.

Я сказал примирительно:

– На меня не валите. Они сами дрались, рисковали жизнью, так что это не мой подарок. Другое дело, что их сеньор не сумел остановить безудержный грабеж… Кстати, вы не знаете, кто ими командует?

Он взглянул зло, но перед ним поставили широкую тарелку с тонкими ломтями жареной баранины, ноздри жадно затрепетали, вдохнул, сказал уже другим тоном:

– Граф Мемель устраивает раненых в местной лечебнице. Когда смогут держаться в седлах, вернутся уже напрямую в Пуатье. Осталось шесть моих людей…

Брайан прислушивался из-за соседнего столика, сказал несмело:

– Сэр Эбергард, рассчитывайте и на мой меч.

Граф кивнул, не поворачивая головы.

– Да, вы сражались хорошо, я видел. Умело. Итак, сэр Легольс, я надеюсь, ваш новый друг сумеет не только задержать погоню, но и… гм… а новая пойдет в обход этого леса по такой широкой дуге… Так что можем, полагаю, провести спокойную ночь.

Я покосился на хозяина, он собственноручно

принес дорогое вино и расставил по столу кубки, это для него я «сэр Легольс», а от него обо мне завтра-послезавтра услышат ребята, что идут по следу.

Смит сказал жизнерадостно:

– Ну, наконец-то я хоть поем вволю! А то золотишко капает и капает, скоро некуда будет зашивать, а зачем оно, если не тратить?

Граф сказал язвительно:

– В самом деле, трудная задача?

– Часть своих денег я потратил на выпивку, – объяснил Смит серьезно, – часть на женщин, а вот остальными распорядился очень глупо, признаю.

Он умолк, повел носом. Молоденькая девчушка несла, виляя бедрами, поднос с огромным зажаренным гусем. Желтые культяпки смотрят в небо, сам гусь просел под собственной тяжестью, коричневая корочка лопнула в трех местах, нежное мясо выпускает тонкие пахучие струйки пара, мои ноздри перехватили одуряющий аромат, и желудок сразу же беспокойно завозился, напоминая, что и он бы не прочь, даже очень не прочь получить свою долю, желательно – побольше и побыстрее. Вот прямо сейчас.

Граф Эбергард скупо усмехнулся:

– Наконец-то нормальный человек.

– С чего вы взяли, что я нормальный? – возразил Смит. – Я сам с собой не разговариваю только потому, что не верю себе на слово. Просто отчего-то ощутилось, что если и дальше буду захватывать призы… то Бог рассердится. Нельзя богатеть так быстро. Нельзя!

Брат Кадфаэль сказал несмело:

– Можно, если десятину жертвовать на церковь.

– Все может быть… – проворчал Смит с набитым ртом, – и все быть может… Но только никогда не может быть того, чего и быть не может…

Слова становились все невнятнее, граф Эбергард взглянул в окно, на его лицо пал странный отсвет, проступили краски. Я в непонимании обернулся, ночью все цвета – серые, жуткий холод пробрал до костей: там, на западе, восходит солнце! Настоящий рассвет, край небес окрасился розовым, красным, быстро багровеет, а на грани темной земли и раскаленного неба заискрилась, словно гигантская электросварка, слепящая искра.

– Солнце? – прошептал я. – Но почему…

Мы все замерли, глаза, как блюдца, только Кадфаэль часто крестился и шептал молитвы. Хозяин постоялого двора подошел, посмотрел, по его лицу также бегут багровые сполохи, сказал с тяжелым вздохом:

– Это не солнце.

– А что? – вырвалось у сэра Смита.

– Проклятый Низлан Яростный пробует свою мощь, – объяснил хозяин. – Придет час, освободится из подземных оков. Уже и так земля трескается, щели – любой дом провалится! А какой дым оттуда? И серой пахнет, не к добру. Все говорят, что Антихрист уже пришел, только где-то войско собирает, мощь копит…

Он умолк, лицо обрюзгло на глазах. Граф Эбергард заметил бесстрастно:

– Верно, землю начинает трясти. Даже давно погасшие вулканы начинают… просыпаться. Что ж здешние маги молчат?