Ричард Длинные Руки – оверлорд
Шрифт:
– Не ндравится мне это…
– Что, сэр Ричард? – спросил Митчел. – Не та карта?
– Увы, та, но какая-то неправильная… Здесь зачем-то этот проклятый лес с орками. Ладно-ладно, это я так, просто хотелось бы без орков. И вообще без леса. Сэр Альбрехт, именно этот лес с орками? Или с ограми, что у нас там?
– У вас, – уточнил Альбрехт.
Я кивнул.
– Ну да, если гадость, то у меня, а что-то хорошее – у нас… А если у этих орков будет сезонная миграция в теплые края? Или все решат, что жизнь – сон, и надо утопиться, чтобы проснуться?.. Видите, сэр Альбрехт, лес – это не
Сэр Растер и Митчел рассматривали карту с интересом, как дети, находили знакомые места, гоготали и пихали друг друга в бока. Сэр Альбрехт посматривал настороженно.
– Это вы к чему? – спросил он с напряжением.
Я пожал плечами.
– Еще не знаю. Мысли вслух. Только чую, что лучше бы обезопасить себя и с той стороны.
– Как? – спросил он в упор.
Я развел руками.
– Расскажите подробнее, что знаете об этом Шателлене. Что за королевство, что за король, до какой степени самодур… Сейчас зима, мы и он взаперти, можно неспешно строить коварные планы. Но назовем их благородными, мы ж демократы!
Он пропустил мимо ушей насчет каких-то демократов, я часто щеголяю непонятными словами, что значит умность свою показываю, внимательно всмотрелся в карту.
– С Шателленом вам повезло, – проговорил он. – Это вам скажет даже сэр Растер, что никому не доверяет. Даже жаль, что не он, а Гиллеберд граничит с нами так… тесно. Король Роджер Найтингейл человек мирный. В самом деле мирный. Корона ему досталась от отца Ульриха Второго, тот получил от деда Керглана Первого, а Керглан принял из рук своего отца Юханхена Летящего, жестокого и воинственного полководца…
– А все остальные? – спросил я заинтересованно.
– Три поколения сменились, – ответил Альбрехт, – не прибегая к войнам. Ну, если не считать двух-трех попыток переворота, неудачных заговоров или мятежей слишком уж уверенных в себе лордов. Королевство крепкое, устойчивое, достаточно богатое. Что и понятно, столько лет не воевали!
– Сколько королю лет?
– Что-то вроде под пятьдесят. Или слегка за пятьдесят.
– Понятно… Как насчет детей? Кому планирует передавать корону?
Митчел заулыбался, толкнул в бок Растера. Оба заржали. Сэр Альбрехт посмотрел на меня остро.
– А вот здесь, как догадываюсь, для вас интересное… У Найтингейла было два сына и дочь. Один ушел в крестовые походы и погиб, второй рассорился с отцом и убежал из дому… Это случилось почти десять лет тому, так что и он, похоже, не вернется. Осталась дочь, редкая красавица. Ей семнадцать, но уже года два как женихи обивают пороги.
Я хмыкнул:
– Дочери трон передать трудно.
– Вряд ли Найтингейл на это рассчитывает, – ответил Альбрехт. – Он достаточно реалистичен. Как и всякий король, наверняка хочет с помощью брака укрепить обороноспособность, торговые связи, заключить договор о помощи на случай нападения… ну, со стороны нас или Гиллеберда. Или короля Шарля Глостера, его королевство Алькантаро с той стороны.
– Понятно, – сказал я. – Какие у Найтингейла отношения с дочерью?
– Души не чает, – ответил он, хмыкнув. –
– В каком смысле?
– Невесело, – объяснил он. – Это как насильно разбивать семью.
– Гм… а жена?
– А что жена?
Я подумал, кивнул:
– Ну вообще-то да, что жена… Особенно, если пользуется все той же, что и родила ему сыновей и дочь.
– Ну, пользуется, по слухам, и служанками жены, иначе зачем и королем становиться, но он настоящий король.
– Это как?
– Через женщин на него повлиять невозможно. Мягкий снаружи, а так вообще кремень.
Растер прорычал задето:
– Подумаешь!.. Если бы не лес, то мы могли бы разгромить все его королевство! Конечно, если собрать в один кулак силы всей Армландии. Как думаете, сэр Митчел?
Митчел захохотал:
– А что, кто-то сомневается? Конечно же, стоит нам только захотеть! Мы уже показали, что чего-то да стоим!
Два сапога пара, подумал я. Как похожи, разве что один вдвое старше другого, а так оба привычно решают все споры и конфликты молодецким ударом рыцарского копья, взмахом двуручного меча или метким броском боевой булавы в забрало противника. Но когда все бесстрашны, это уже страшновато. Все не могут быть героями – кто-то должен сидеть на обочине и кричать «ура». А здесь герой на герое.
– Я храбр, – пробормотал я, – настолько храбр, что… необходимо завести себе трусливых советников. Сэр Альбрехт, как вы полагаете, пора уже идти на обострение с соседними королями? Или рано?
Он сказал с удивлением:
– Вы с ума сошли? Рано, конечно. Я вообще не понимаю, зачем обострять отношения?
– Приятно, – ответил я. – Хоть вас эта холера не задела.
Сэр Альбрехт посмотрел на меня исподлобья.
– Спасибо, – произнес он сквозь зубы, – только я не в восторге, что меня назвали трусливым.
– Простите, сэр Альбрехт, – произнес я с искренним раскаянием. – Это так, вырвалось… Ради красного словца, как говорят, не пожалеешь и родного отца. Нам вина не давай, только сострить разреши… А потом начинаются войны такие, что историки долго ломают головы, пока не говорят в озарении: все дело в экономике! Только она, проклятая, может ответить на все вопросы. И неважно, что ответы неверные, зато какие глубокомысленные… Давайте на этом военный совет закончим. Вы добивайте бедного зверя в озере, а я пойду отосплюсь. Я больше вообще-то привычен на диване, чем на коне да еще зимой.
Ночью я проснулся от свиста и грохота. Почудилось, что исполинский дракон набросился на замок и трясет в ярости, стараясь поднять и унести. Послышалось сопение, нечто огромное и горячее толкнуло, навалилось.
Я поспешно сотворил огонек, Бобик дрожит и жмется ко мне, чуть не выпихивая из постели, а в окна ветер швыряет горсти снега. За толстыми каменными стенами ревет и беснуется даже не буря, а шторм, ураган, недаром Бобик перетрусил. Собаки бесстрашны против того, что понимают, но даже самые храбрые прижимают уши при первом же ударе грома, а в грозу пытаются вырвать из руки поводок и мчаться куда глаза глядят.