Ричард Длинные Руки – паладин Господа

Орловский Гай Юлий

– Леди Шершела, это я, ваш гость. А утром уеду. И ничего не увижу, как и щас ничего не зрел обоими глазами.

Она вздрагивала в страхе, зубы лязгали, нижняя челюсть тряслась. Вспомнила, что нагая, безуспешно закрывала грудь обеими руками.

– Как вы… как вы могли?

– Да все просто, – ответил я. – А что это за напиток Зухры?.. Вечная молодость? Бессмертие?.. Красота?

Она тряхнула головой, в глазах все еще был страх, но она выпрямилась и сказала с остатками гордости:

– Это не ваше дело. Если не знаете, что такое напиток Зухры… то вам

и знать не стоит. Вы что-то от меня хотите?

– Только ответ, – сказал я. – Но если мой вопрос чем-то неприятен, то не отвечайте. А я умолкаю.

Мы прошли еще чуть, она избегала моего взгляда, а когда достигли замка, нагнулась легко, на худой спине ясно проступил хребетик с множеством позвонков, вытащила из кустов широкий длинный плащ. Я взял его из ее рук, подержал, чтобы она воткнула свои тонкие руки в просторные рукава. Она молча и даже с некоторой надменностью приняла эту услугу, хотя, похоже, ей это в диковинку.

– Прощайте, – сказала она уже мягче. – Надеюсь, вы не станете рассказывать, что видели.

– Да никогда в жизни, – ответил я искренне. – Мало ли я чудес видел!.. Но молчу же.

– Прощайте, – повторила она. Через пару шагов в стене показалась незаметная металлическая дверь. Шершела толкнула ее, дверь отворилась бесшумно. Я заметил на петлях блестящие капли масла. На прощание она ухитрилась выдавить в мою сторону слабую улыбку.

Я растянул рот до ушей: мол, все в порядке.

Могучий храп услышал еще в коридоре, а когда распахнул дверь, меня едва не отшвырнуло звуковым ударом. Я кое-как вломился в комнату, даже разделся, но перед тем как лечь, пнул ногой знатного вельможу и в его лице десяток именитых предков, посоветовал строго:

– Сэр Гендельсон, вы храпите. А в раскрытый рот заползут змеи, жабы, тритоны, протеи и анаконды, где и разведут потомство. Советую перевернуться на бок.

Глаза его от ужаса выпучились, он перевернулся не то что на бок, вообще уткнулся рылом в подушку. Я некоторое время лежал сам на спине, в окне начало светлеть. Черт, уже рассвет…

С этой мыслью я заснул, снова привиделась та самая лесная фея, проснулся сразу же, в груди кольнула вина перед Лавинией, и напрасно твердил себе, что человек над снами не волен, но чувство стыда оставалось долго. Гендельсон снова перевернулся на спину и начал было храпеть, но я растолкал безжалостно.

– Сэр Гендельсон, труба зовет!

Он распахнул глаза:

– Труба?

– Не слышите?

Он привстал, сел.

– Где труба?

Я поднял палец кверху.

– Не слышите? – спросил я строго. – Там, наверху?.. Оттуда же трубят, даже я слышу!

Он подхватился, глаза круглые.

– У вас видение?.. О, это послание небес… Знамение! Как есть знамение!

– Седлайте коней, – посоветовал я. – Видите, даже небеса нас торопят. А им сверху виднее, где войска Карла. Может быть, если они где-то застрянут, мы еще успеем?

Часть II

Глава 18

Коней оседлали без нас, знают, что уезжаем. Меня даже удивило такое всеобщее

знание и такая заботливость, чтобы мы уехали как можно раньше. Когда вышли во двор, там суетилось с десяток челядинцев, наполняли наши седельные сумы провизией.

Шершела сидела у парапета, ладони на каменных перилах, подбородок опустила на руки. Взгляд ее был задумчивым и мечтательным. На той стороне ее взгляда проплывали, послушные ее воле, далекие леса, холмы, едва видные отсюда домики и аккуратно расчерченные квадратики полей.

Она пытливо посмотрела на меня, но я ответил взглядом девственника, который даже не догадывается, что она может хоть когда-то сбрасывать одежду. И что занимается черной-пречерной магией.

Мы взобрались на седла, я подобрал поводья. Шершела наконец соскочила с парапета, Гендельсон снял шлем и, держа его на локте левой руки, галантно поклонился.

– Леди Шершела…

– Сэр Гендельсон, – ответила она голосом королевской дочки, – я желаю вам и вашему спутнику доброй дороги и славных подвигов!

Он довольно улыбнулся, что она замечает только его, а в мою сторону даже не смотрит, но она сказала мне негромко:

– А вам, сэр Ричард, я желаю, чтобы вам не приходилось искать зелье Зухры.

Я не удержался:

– А что это?

Она снова смолчала, ответил с довольным смешком Гендельсон:

– По легендам, Зухра, отчаявшись завоевать любовь Тахира, сумела составить такое вино, что всякий, кто его отведает, влюбляется в того, кто его поднесет.

Она смолчала снова, а я спросил:

– А что, получилось? Я уверен, что обязательно какая-то гадость случится. Либо кто-нибудь толкнет под локоть и собака все выпьет, либо еще что-нибудь…

– Неважно, – сказал Гендельсон жирным голосом. – Главное, что напиток от неразделенной любви существует…

– А любовь может быть только неразделенной, – возразил я ему просто автоматически, ненавижу этот жирный бархатный голос. Слышал бы он свой храп. – Если она разделена, должно быть изменено ее имя.

Я поклонился Шершеле, ворота перед нами распахнули, там зеленый мир и прямая, хорошо утоптанная дорога. Копыта застучали часто и четко, застоявшиеся кони пошли хорошей бодрой рысью. Некоторое время я чувствовал между лопаток недоумевающий взгляд Шершелы. Кажется, я нечаянно сморозил что-то глубокомысленное, но сам пока не пойму, что именно. Мудрости потому и считаются мудростями, что все как червяк в тумане, вроде бы есть, а смысл ускользает.

Одна ясно: бедная дочь короля явно отчаянно нуждается в этом напитке Зухры, если сама вынуждена голой бегать за ним на кладбище.

Дождя, как я помню, ночью не было, но на траве такая обильная роса, словно оставшиеся после проливного ливня капли. Воздух чист и пронзительно свеж. Кони прут хорошо, самим нравится быстрый бег, Гендельсон удивил меня поднятым забралом. Он сам, видимо, не просто трусил, но и считал себя в наглухо застегнутых доспехах и в шлеме с опущенным забралом более мужественным и красивым. Возможно, раньше он просто больше старался произвести на меня впечатление.