Ричард Длинные Руки – принц-консорт

Орловский Гай Юлий

Она смотрела ошалело, за полетом человеческой мысли вообще проследить трудно, это у эльфов они подобны полету стрижей, у троллей — бегу кабанов, а у нас несутся, как бабочки, эти дуры сами не знают, в какую сторону порханут в следующий момент, из-за чего их ни одна даже хитроумная и быстрая птица не поймает.

— Какие норы? — пролепетала она умоляюще. — О чем ты?

Я отмахнулся.

— Не бери в головку. Хотя надо подумать и насчет отводков или вегетативного размножения, что, наверное, одно и то же?.. Гандерсгейм, как же я, сволочь, о тебе забочусь!

Она вытаращила и без

того огромные глаза.

— Гандер… Гандер?

Я отмахнулся.

— Это у простого человека только одна голова на плечах, а у меня, отца народа, знаешь их сколько?..

Он прошептала в ужасе:

— Сколько?

— Обалдеешь! — сообщил я. — Потому вот одной головой смотрю на тебя, а другой думаю о благе всего человечества! Что, смешно?.. Почему не смешно?.. Я бы в этом месте заржал, а то бы и вовсе упал с лошади и валялся, как конь на траве, взбрыкивая и поржавывая… или поржевая? Поржувывая?.. Эх, не подберу точного слова, а политикам нужно с ними быть осторожнее, чем поэтам…

Я запнулся на полуслове, шагах в десяти от дерева возникла группа таких же низкорослых и вообще миниатюрных существ, как Уулла, все в темных невзрачных халатах, а серый цвет я определил как маскировочный.

Наверное, они уже некоторое время стоят там, прислушиваясь к разговору, но я и сам себя не всегда понимаю, для подданных вообще харизмат и загадочник, а что поймут эти вот с крылышками…

Уулла поглядывала то на меня, то на них, но я, не зная местных ритуалов, предпочел скромно и с достоинством оставаться на месте. Хотя это я к ним прибыл, но нуждаются во мне они, так что в намечающейся торговле у меня некоторое преимущество.

Очень медленно, словно они такие вот страшные и опасаются меня спугнуть, начали приближаться все той же тесной группой.

Я приосанился и ждал, выставив вперед правую ногу и чуть откинувшись назад всем корпусом. Бобик, перехватив мой строгий взгляд, сел, но в нетерпении повизгивал, все существа невысокого роста кажутся ему детьми, с которыми так хорошо играть.

Уулла произнесла почтительно:

— Это наш народ…

— Старейшины? — уточнил я.

Она покачала головой.

— Нет… это все альвы, что остались от всего великого племени.

Я присвистнул.

— Негусто. Хотя, с другой стороны, Адам и Ева вон сколько наплодили. Правда, Змей весьма так помог… Приветствую вас, могикане!

Они остановились на безопасном расстоянии да и чтоб не слишком задирать головы, кто знает, какое у них строение позвонков шейного отдела, а вперед на шаг выступил один, лицо сморщенное, как печеное яблоко, и такое же серо-желтое, остановился, всматриваясь в меня.

— Приветствуем и тебя, великий конт Астральмэль, — проговорил он тонким голоском. — Ты видишь остатки некогда могучего народа, но сейчас мы видим только наше медленное сползание в небытие. Нам нечего предложить тебе, конт, но от тебя зависит, исчезнем мы с лица земли или наша жизнь продлится!

Я кивнул, быстро перебирая в уме стратегию переговоров. Вообще переговоров не будет, если им предложить нечего, торговаться и обсуждать какие-то пункты не будем, это точно, они сразу выложили все карты на стол, признавшись, что козырей у них давно нет…

— Спасибо, —

пробормотал я, — спасибо за доверие… И за, как бы, веру в мою эту… человечность, что сирых и убогих… гм… Это есть в нашем рыцарском кодексе, так что не вижу, почему в их число не включить и альвов, вы же давно сбиты с коней, растеряли боевой дух, измучены и ранены, а Господь велит таким помогать даже безвозмездно, а это вообще даром… из милосердия и как бы гуманизма. Во имя, так сказать.

Старейшина продолжал всматриваться в меня не по-мужски большими глазами.

— Ты берешь и нас под защиту?

— Беру, — ответил я. — Только я не Господь, мои возможности весьма как бы не, но зато это реально, грубо, зримо, как водопровод, сработанный еще рабами Рима… гм… ну неважно, это во мне поэтическое, как вон у Нерона, тот еще был поэт, за что и погиб так красиво… У вас есть какие-то особенные пожелания?

Старейшина покачал головой.

— Только чтобы нас не убивали. Мы устали прятаться потому, что у нас почти все силы уходят на то, чтобы укрываться. Это же такое счастье, когда вот так стоим и не напрягаем в себе все, чтобы удержать в себе тепло, запахи и даже зримость!.. Потому люди, которые ни от кого не прячутся, так могущественны!

— Хорошо, — сказал я, — это я обещаю. Хоть и не сразу.

— Конт?

— Людям недостаточно сообщить мою волю, — объяснил я. — Ее нужно чем-то еще и подкрепить, мы же люди! Хотя бы штрафами. Потому сперва продолжайте укрываться, но процесс, считайте, уже запущен. С церковью улажу. Из фанатиков я один остался, но я весьма прагматичный фанатик… Зайчик!

Арбогастр вскинул голову, а Бобик мигом оказался рядом, плюхнулся задом на землю и суетливо ерзал, требуя взглядом: ну прикажи что-нибудь, я же здесь, я рядом, я же почти Зайчик, только лучше, ну обрати на меня внимание!

Наконец подошел и арбогастр, я вставил ногу в стремя, Уулла так и стоит на прежнем месте, больше не проронив ни слова.

Я поинтересовался:

— Тебя куда-нибудь подбросить?

— Подбросить? — переспросила она в недоумении. — На дерево? Нет, я сама…

— Если появишься в моем дворце, — сказал я, — любом из, никто не тронет. С простым народом посложнее, но постепенно все уладим. Так что до встреч, люди! Обещаю, я подумаю, чтобы и простые люди стали к вам добрее.

Я вскинул руку в прощании, Бобик подпрыгнул и ринулся со всех ног вперед. Арбогастр пошел за ним, набирая скорость. Людьми я назвал не случайно, пусть видят мое отношение, а что все так коротко, так просьбу услышал, среагировал, пообещал, а дальше уже надо принимать некоторые меры.

Из Мезины можно сразу наискось через Армландию до Туоннеля, а там и Сен-Мари, но Бобик упорно берет левее, я пару раз прикрикнул, потом сообразил, что в самом деле надо заскочить в Савуази, это почти по пути, хоть и не совсем, а из Савуази могу через зеркало сразу в Геннегау. Или с той же скоростью через пентаграмму аббата Дитера. Даже браслет Гонца теперь могу использовать, чтобы прыгнуть в Истанвиль, потому что там магнитом служит отважно-трусливая Лалаэль, дочь Верховной жрицы, заменившая в женском порыве самоотверженности брата.