Ричард Длинные Руки – принц-консорт

Орловский Гай Юлий

Глава 5

Некоторое время я еще думал об этом странном заключенном, явно сумевшем сбежать откуда-то, имя у него родовое, знатное, но в заключении побыл, судя по неопрятной бороде, давненько, потом мысли перешли на самое любимое — флот. Как наяву увидел залитую солнцем бухту Тараскона, а в ней десятки строящихся кораблей…

Бобик на ходу вскинул морду, нюхая воздух, затем внезапно свернул, не слишком, но заметно, и пошел еще быстрее.

Я крикнул запоздало:

— Эй,

морда!.. Ты куда?

На горизонте показалась группа всадников, Бобик, как черная молния, ринулся к ним с такой скоростью, что растянулся в смазанную линию.

— Зайчик, — сказал я с тревогой, — давай за ним. Что-то начинает умничать, уже за меня решает, куда нам идти.

Зайчик пренебрежительно фыркнул, мол, собаки время от времени пытаются повысить статус в стае, и если им не препятствовать, постараются вообще стать вожаками, подчинив даже человека.

— А вот фиг ему, — крикнул я навстречу ветру.

Всадники остановились далеко впереди, а Бобик налетел на кого-то, вроде бы даже сбил с коня, повалил, но почему-то не рвет в клочья, тоже мне Адский Пес, а облизывает. А поверженный отпихивается руками и ногами, но не орет, а визжит. Остальные поставили коней кругом, но вмешиваться не рискуют.

Кто сказал, мелькнуло у меня в мозгу, что женщина с мечом — это красиво? Даже прекрасно?.. Это отвратительно. Какие бы героические позы ни принимала. И как бы ни выпячивала вторичные половые.

Это вызовет восторг только у недоразвитых, а нормальному понятно, что меч — дело рук мужчин, да и то по необходимости. Женщины вынуждены бывают взять меч в руки только в случае, если их мужчины — полное говно.

Понятно же, что женщина по силе не сравнится с самцом, как понятно и то, что потеря женщины — невосполнима, в то время как мужчин перебей хоть почти всех, лишь бы остался один, на развод, он мигом восстановит поголовье, а вот если тысяча мужчин и одна женщина, то она не сможет родить тысячу детей на следующий год.

Есть только одно исключение, и я его принимаю, потому что исключение, как известно, лишь подтверждает правило, а во-вторых, потому что исключение — Боудеррия.

Она кое-как поднялась, все еще отпихиваясь от признаний в любви Бобика. В первой десятке отряда весело ржут виконт Каспар Волсингейн, всегда настороженный и насупленный, несмотря на цветущую молодость, юный граф Эдгар, виконт Ульрих Росбент, кстати, он уже не виконт, а барон, не забыть бы, и другие знакомые мне лица.

Каспар крикнул:

— Боудеррия, как этот зверь тебя любит!

Ульрих сказал с непонятным выражением:

— Да они и похожи…

Юный граф Эдгар взглянул на него с укором и торопливо уточнил, стесняясь и краснея:

— Такие же… красивые.

Каспар сказал с сомнением:

— Все-таки

Бобик красивее…

— Нет, наша Боудеррия, — возразил Ульрих.

— Бобик!

— Боудеррия!

— У Бобика посмотри какие клыки!

— А у Боудеррии их больше, — возразил Ульрих. — И Боудеррия кого угодно порвет, а Бобик больно ласковый.

— А мускулы? Посмотри, какие у Боудеррии!..

— У Бобика под шерстью плохо видно. А так пощупай…

Каспар поежился.

— Сам щупай!.. Ты еще предложи Боудеррию…

Он даже не договорил, не решился, ибо Боудеррия повернулась и посмотрела на остряков, рискнувших сравнивать ее достоинства с Бобиковыми.

Светло-голубые глаза смотрят с прежним убийственным холодом, и только губы не может удержать от расползания в счастливую улыбку, а так во всем прежняя: легкие кожаные доспехи, укрывающие торс и ноги до колен, сапоги с низкими голенищами, сильные мускулистые руки и рукояти двух узких мечей, выглядывающие из-за спины.

— Бобик, — сказала она с чувством, — как же я тебя люблю!

Каспар сказал невинно:

— Родственные души!.. Я имею в виду, такие же невинные, чистые и светлые.

— А мне что-нибудь осталось после Бобика? — спросил я.

Она внимательно смотрела, как я соскочил и подошел, сама не сдвинулась, но когда я обнял и поцеловал в губы, на короткий миг прижалась всем телом, и меня опалил давно позабытый жар.

— Чего так далеко от столицы? — спросил я. — Сколько ни заскакиваю в Савуази, ни разу тебя не встретил!

От нее идет просто домашнее тепло, хотя мало отыщется мужчин в королевстве, кто выстоит против нее в поединке, и репутация у нее совсем не домашняя, однако я смотрел на нее во все глаза и счастливо улыбался, как дурак.

Она покачала головой, на лице проступило выражение неудовольствия.

— Разве не вы, ваше высочество, — произнесла она с издевкой, — запретили брать меня в отряды, что отправились в Ламбертинию и Мезину?..

— Ты элита, — возразил я. — Элитные отряды не для массовых сражений! Они для точечных ударов, что могут выиграть битву, а то и всю войну. Даже и вовсе предотвратить ее!

Ее спутники неспешно соскакивали на землю, подходили ближе и преклоняли колено. Я поднимал всех и обнимал, из абсолютных незнакомцев только двое, недавно прибившиеся к их отряду: Маркус Вольфшир и Роджер Тхорнхилл, оба сухие, среднего возраста, в полной силе, прокаленные жизнью.

Боудеррия представила с иронической улыбкой:

— Оба из таких дальних королевств, ваше высочество, что, наверное, еще дальше, чем ваше! Маркус был капитаном в армии некого Мунтвига, а Роджер — принц в своем королевстве. Правда, как он говорит скромно, совсем крохотном.