Ричард Длинные Руки – вильдграф
Шрифт:
Часто надеешься, что человек прикрывает тебе спину, а он, оказывается, за ней прячется, однако Рогозиф, чую, из другого теста и его слово – слово мужчины.
Лес совсем недалеко от городских ворот, скромно держится сбоку, рассеченный двумя широкими дорогами, потрепанный все расширяющими опушками и нелегальными вырубками.
Я держал направление на верхушку церкви, что с приближением к лесу исчезла за яркой изумрудной стеной листвы. Лес здесь почти парк, горожане выбирают все падающие сучья и ветви, уволакивают засохшие стволы, а на вырубку здоровых деревьев наложен королевский запрет.
Арбалет
Мешок с великим удовольствием выпустил на свободу эту непонятную и тяжелую штуку. Его я оставил на земле, а этот странный арбалет в который раз оглядел со всей тщательностью. Гизелл тогда таким тоном сказал, что он принадлежал Гарраксу, что я должен был бы сразу упасть ниц и целовать землю, если бы знал, о чем или о ком речь. Наверное, в этих краях Гарракс был великим героем или не менее великим магом древности. Именно древности, все герои жили, как считали и считают, только в давние-давние времена, а сейчас люди только мельчают, глупеют, спиваются, а еще всячески и по-разному вырождаются.
Зеленый ключик, что так хорошо подошел к шкатулке, неизвестно куда приложить, но Жакериус сказал, что он и к моему арбалету или от моего. Да, теперь уже моего. Хоть и бесполезного, но слишком уж много в нем таинственного, чтобы сунул подальше и забыл. Да и после потери лука Арианта как-то слишком остро чувствуется полная беспомощность, когда нужно достать гада на расстоянии. Надеюсь, Арнульф, начальник королевской охраны Кейдана, уже переслал его за это время со своими доверенными людьми из резиденции Кейдана в Геннегау…
Если, конечно, король не дознался и не обломал самому Арнульфу рога за пособничество противнику…
Ключик чуть шелохнулся в моей ладони. Или мне так показалось, я весь из себя сверхчувствительность, но с возродившейся надеждой начал ощупывать арбалет, тыкать ключик всюду, где и щелей нет… Снова ощутил движение, остановился, начал прикладывать так и эдак к унылой серой поверхности слева под дугой, поворачивал, прижимал, сдвигал…
Щелкнуло, ключик прилип, в пальцы приятно кольнуло. Я замер, глядя, как тонкая пластинка металла искрится и тает, словно сгорает в зеленом пламени. Через несколько секунд на сером остался изумрудный отпечаток заурядной такой фигурки, вроде клейма, вот только не знаю ключиков, что сами врастают в… скажем, замочную скважину, а там испаряются бесследно.
Я торопливо натянул тетиву, сердце радостно дернулось: стальной болт за это время незаметно приподнялся на пару миллиметров, и жилка из металла легла точно в пропил.
– Сработало? – прошептал я. – Ну какой же я молодец, какой умница, и никто не видит, не восхищается… И похвастаться некому…
Оглядевшись, поднес арбалет к плечу и прицелился сперва в дуб, но подумал, что живое все-таки, а мы вслед за животными начинаем
Палец коснулся спусковой скобы. Мягко щелкнуло, я почти не ощутил толчка в плечо. Арбалет слишком нежен, словно сработан для элоев, но там вдали сухо и зловеще треснуло. Валун исчез в сером облачке, а листва в ужасе затрепетала, пропоротая сотнями мелких осколков камня, что даже срезали тонкие молодые веточки.
Крупнозернистая пыль быстро осела, я охнул и сглотнул слюну, а потом опомнился и закрыл рот. На месте валуна зияет черная яма с рваными краями, туда с тихим шорохом сыплется ошарашенная и потревоженная земля.
Я приблизился на цыпочках, сердце колотится так, что на ребрах изнутри будут кровоподтеки. На дне ямы крошево камней, ошметки зеленого мха, а в стенках блестят каменные осколки.
Далеко на той стороне леска послышался стук копыт. Я напряг слух и различил грубый мужской голос:
– Эй, Буланый! В той стороне что-то треснуло…
– Ну и что?
– Если там кабаны, вернемся не с пустыми руками!
– А если нет?
– Дурень, выполняй!
– Уже бегу, – донесся другой голос.
– Я зайду слева, – предупредил первый. – Не стреляй в меня, как в прошлый раз, дубина…
Пригнувшись, я побежал за кустами в другую сторону, а когда различил треск веточек под чужими подошвами, торопливо присел за кустом.
Зеленые листья трепещут, щекоча кожу. По веточке пронесся рыжий муравей и торопливо перебрался на мое голое плечо. Там побегал на солнцепеке, ошалелый от громадности найденного куска мяса, непонятно, как и тащить в муравейник одному, а ни одного из собратьев поблизости…
Шаги приблизились, за деревьями мелькнул человеческий силуэт. Я пригнулся еще, веточки шевелятся, то скрывая, то показывая, как обнаженный до пояса, что значит – кочевник, осторожно пробирается в эту сторону.
Я рассмотрел наконец красный пояс. Понятно, мергель, даже здесь они. Многовато что-то, пора бы Господу поубавить их, но Он по своему милосердию давно уже никого не наказывает напрямую, это молча поручил нам, верным духу справедливости крестоносцам…
Я с таким вниманием следил за мергелем, что совершенно не расслышал за спиной шагов, только вздрогнул от недружелюбного голоса:
– И что это высматриваешь?
Второй воин, неслышно зайдя со спины, рассматривал меня шагов с пяти. В руках лук, а стрела нацелена мне в середину груди. Когда я обернулся к нему, в его глазах вспыхнула свирепая радость узнавания врага.
– Ты не поверишь… – начал я, понимая, что выстрелит, как только я закончу фразу. Арбалет смотрит в его сторону, мой палец тихохонько надавил спусковую скобу, – но я такой невнимательный дурак…
Арбалет тряхнуло не сильнее, чем на него спрыгнул бы с дерева кузнечик. Болт исчез, мергель на мгновение превратился в алый цветок с разбрызгивающимися во все стороны струйками и крупными каплями. На деревья брызнуло красным, на сучьях и ветках повисли кровавые ошметки. Далеко-далеко послышался треск, одна из вершинок молодой березки затряслась и начала клониться.