Ричард Додридж Блэкмор - Лорна Дун

Блэкмор Ричард Додридж

— Дедушка, да ведь я кузену Ридду жизнью обязана! — со слезами на глазах воскликнула Рут и показала раненую руку. Взор дядюшки Бена потеплел: на всем белом свете маленькая внучка была единственным существом, которое он любил, любил без памяти.

Чтобы хоть как-то развеселить Рут, я подробно описал ей, какая красивая мебель в доме у Анни, а потом, совсем незаметно для меня самого, так получилось, что я рассказал Рут о собственных невзгодах и о внезапном отъезде Лорны.

– Больше я ее никогда не увижу, и мне нужно сделать все, чтобы забыть ее: благородный титул ставит ее слишком высоко надо мной, — закончил я свой рассказ, стараясь произнести последние слова как можно равнодушнее.

Нет, наверное, мне вообще не стоило упоминать

о Лорне, но в лице Рут было столько доброты и участия, что я просто не смог остановиться.

— Вы не должны говорить так, кузен Ридд,— мягко сказала Рут, отводя от меня глаза. — Никакая, даже самая благородная леди, не может стать выше мужчины — чис­того, храброго, сильного. И если ее сердце стоит того, чтобы им обладали, она никогда не позволит вам бросить ее из-за того, что она богата и знатна.

В последних словах Рут послышалась горечь, и я почувствовал, что ей все труднее поддерживать разговор, но Боже мой, с кем еще в то время я мог поговорить так, как с ней! И я спросил ее, лишний раз доказав этим, какие мы, мужчины, в сущности, себялюбцы:

— Дорогая кузина, что же вы мне посоветуете?

— Мой совет, — сказала Рут, поднимая на меня глаза, и во взгляде ее я прочел не робость, а великую гордость, - мой совет — делайте то, что должен делать всякий мужчина, если он хочет завоевать сердце прекрасной девушки. Если она не может послать вам знак и не может вернуться к вам, потому что не вольна в своих поступках, последуйте за ней сами, не отступайтесь от нее, ухаживайте за ней, дайте ей почувствовать, что вы не из тех, кого можно забыть, и тогда, быть может, она снизойдет... то есть, я хочу сказать, смягчится...

— Смягчится? Но я никогда не давал ей повода быть со мной суровой. Никогда — даже мысленно — я не отказывался от нее. И разве я смог бы? Разве ее сравнишь с кем-нибудь?

— Тогда сделайте все, чтобы она думала о вас то же самое... Все, больше я не в силах подавать вам советы. Рука... болит нестерпимо. Жаль, что вы проделали столь долгий путь: этого можно было бы и не делать. Простите меня, кузен Ридд, и не сочтите неблагодарной. Передайте привет Лиззи. Господи, комната плывет под ногами...

С этими словами бедная Рут упала на руки вовремя подскочившей Салли, горничной. Только теперь до меня дошло, как страдала Рут в течение всего нашего разговора.

Дав слово Рут, что я непременно проведаю ее и заберу Кикумса с собой, как только закончится жатва, я вышел из дома и широким шагом двинулся в Плаверз-Барроуз через вересковую пустошь.

 Нет слов передать радость матушки, потерявшей всякую надежду на скорую встречу со мной, когда я, наконец, появился на пороге родного дома. А она-то думала, что я, обиженный ее холодностью, бросил все и отправился в Лондон на поиски Лорны.

Глава 48

Тучи сгущаются

Всех, кто жил по-соседству, удивляло то, что Дуны до сих пор не напали на нас и не покончили с нами раз и навсегда. Теперь мы почти полностью зависели от их милости, потому что нашу ферму защищали только сержант Блоксем и трое его людей. Капитан Стикльз со всеми своими солдатами отбыл, согласно приказу, в южном направлении, оставив лишь тех, кто был нужен для сбора налогов и защиты береговой полосы между Линмутом и Порлоком от контрабандистов.

Сержант Блоксем вошел во вкус и еженедельно строчил отчеты из Плаверз-Барроуз, пользуясь всякой оказией, чтобы доставить свои сочинения из глубинки в столицу. И хотя мы не садили сержанта за стол рядом с собой и не кор­мили его лучшим, что было в доме, как капитана Стикльза (ибо капитан, как-никак, был королевским комиссаром), тем не менее, жилось

ему у нас припеваючи, и в каждом своем отчете он весьма высоко отзывался о нас как о верных подданных, душой и сердцем преданных королю и короне. Сержант Блоксем, сказать по правде, едва ли мог мниться о нас хуже, тем более, что большинство его от­четов сочиняла Лиззи, щедро уснащавшая их перлами своего литературного стиля. Матушка с великим неодобрением относилась к тому, что Лиззи подолгу задерживалась в шорницкой, где и составлялись отчеты по пятничным и субботним вечерам, и настаивала на том, чтобы при сем неизменно присутствовала наша Бетти. И все же матушка гордилась тем, что Лиззину писанину читает сам король, и все мы нетерпением ожидали чего-то великого, чем, как нам казалось, непременно должна была закончиться эта история. (Отчеты действительно сослужили нам великую службу, но награда пришла к нам с совершенно неожиданной стороны, когда в следующем году нас обвинили в укрывательстве мятежников под своим кровом.)

 Но почему все же Дуны не трогали нас? Причина заключалась в том, что они готовились к отражению второго, куда более решительного и грозного штурма своей цитадели. Ясно было, что на поражение, которое Дуны нанесли войскам и ополчению, власти не посмотрят сквозь пальцы. И хотя раздоры, потрясавшие правительство все лето и осень того года, затянули это дело [51] , тем не менее, приказ о поимке и привлечении разбойников к суду был отдан и доставлен по назначению. А затем внезапно умер король Карл II [52] , что привело ко всеобщему замешательству и помрачению многих умов.

51

Имеется в виду подавление т.н. «протестантского заговора», после чего в столице началась ожесточен­ная политическая борьба. Осенью 1684 г. правительство было реорга­низовано в полном составе.

52

Карл II скончался от апоплексического удара 6 февраля 1685 г. в возрасте 54 лет на 26-м году своего правления.

Впервые мы услышали эту новость в воскресенье, на восьмой день февраля, 1685 года. Я решил после обеда отправиться верхом прямо в Порлок, чтобы узнать наверняка, в самом ли деле король умер или все-таки жив. В Порлоке я выяснил, что новости были неложными. Женщины городка пребывали в великой печали, ибо покойный король, неравнодушный к прекрасному полу до последнего своего дня и часа, пользовался их особой любовью [53] . А мужчины толковали меж собой о том, что может последовать за этим печальным событием. Те же мысли занимали и меня, когда я, понурый и подавленный, возвращался домой и думал о том, каким образом кончина короля может отразиться на моих близких и на мне.

53

У Карла II было 14 незаконнорожденных детей от нескольких любовниц, причем все дети были возведены в герцогское достоинство. В народе Карла II прозвали «Старый Роули» — по кличке жеребца из королевской ко­нюшни, имевшего многочисленное и породистое потомство.

Во-первых, события были чреваты великой смутой, меж тем как у нас было заскирдовано двадцать девять стогов сена, соломы и зерновых. Во-вторых, по всему было видно, что в наших краях вот-вот вспыхнет мятеж, хотя никто не говорил об этом в открытую, Дуны, подумал я, вот уж кому раздолье в такие неспокойные времена. А Лорна, — что будет с ней, как превратности времени могут повлиять на ее судьбу? Вспомнив о Лорне, я совсем пал духом, потому что с той поры, как мы с ней расстались, от нее не было ни единой весточки.