Рихард Феникс. Море. Книга 3
Шрифт:
Уже в ночи, зевая и массируя веки, оба вновь очутились на улице.
— Ты был прав, — признал Нолан.
— Не совсем, — буркнул Урмё. — Деньги поступали от Гурджега ежегодно по восемьдесят пять тысяч галтуров на протяжении двенадцати лет. Итого двадцать тысяч переплаты. Всё, что взяли из города, ему же вернули. Вопрос: почему не поделились с друзьями, и кто собрал деньги для Гурджега? Ведь если я правильно понимаю… — Урмё остановился, потёр виски. Плечи были опущены, спина ссутулена. Старший детектив был измотан. Он взглянул на Нолана
— Продолжим завтра, — Феникс ободряюще коснулся плеча друга. И они пошли домой.
* * *
Вчерашние воспоминания промелькнули в памяти, и Феникс укорил себя за брезгливость, ведь умелец мог ещё кое-что рассказать, да, не по делу, но, возможно, содержащее некие косвенные зацепки. А детективы не стали слушать. Сбежали. Нолан выбросил это из головы и, насвистывая надоевшую песенку: «Если хочешь подружиться с принцем с дальних берегов, ткни ему ножом под рёбра. Раз и два, и друг готов!», — спустился в кухню. Посреди неё замер с раскрытой газетой Урмё. Он поднял на вошедшего испуганный, затравленный взгляд, просипел:
— О, ты проснулся, мой драгоценный друг! Доброе утро.
Руки его дёрнулись, дрогнули желтоватые листы, и мужчина резко убрал газету за спину, попятился. Феникс вгляделся в Урмё, тот был не похож на себя. Что могло его так напугать?
— Что ты прячешь? — мягко произнёс Нолан, осторожно ступая к другу.
Тот замотал головой. Послышался шелест сминаемых страниц.
— Что? Ничего я не прячу, — неубедительно ответил он.
Нолан протянул руку. Дурацкая привязчивая песенка снаружи била набатом по ушам.
— Покажи, — стиснув зубы, попросил Феникс.
Урмё упрямо взглянул на него снизу вверх и шагнул навстречу. Трясущиеся руки развернули газету.
— Ты не волнуйся только. Присядь.
Сердце Нолана ухнуло в пятки. Ноги подкосились. Стул, оказавшийся рядом, хрустнул от внезапно опустившегося на него тела. Жёлтые страницы пестрели новостями, объявлениями, афишами и оттисками крошечных гравюр разных мануфактур. На предпоследней странице, отданной на растерзание сплетням и безадресным письмам, Нолан увидел несколько строк: «В ночлежку, улица Ястреба, дом 3, комната 6. Рихард на корабле Прэстана. Я на корабле Радонас. Не ждите. Буду там. Передайте дяде Симону: я не справился. Тавир».
Мир покачнулся и померк. Когда Нолан вновь открыл глаза, то вновь и вновь перечитал крошечное послание. И песенка, казавшаяся весёлой, заскребла зазубренным ножом в голове. Все знали. Все смеялись. Рихард больше не здесь. Заморский принц увёз его.
— Я — в Макавари! — Нолан вскочил, пошатнулся, пол ушёл из-под ног.
«Ри, мой Ри! Его забрали! Я должен его вернуть! Плевать на всё! Я вытрясу у них душу за Ри!»
— Стой! — Урмё бросился вслед другу, а тот на заплетающихся ногах ковылял
— В этот раз я не буду извиняться, — прорычал Нолан. — Тебе меня не понять!
Урмё схватил его за руку. Нолан стряхнул его. Без раздумий выпустил паутину, тяжёлую, чёрную. Друг вновь подскочил, кривя рот, жалобно заглядывая в глаза.
— Не уходи! Мы пойдём к мэру и всё обсудим. Получим разрешение. И поедем туда вместе!
— Отвали от меня! Они его забрали! Моего сына забрали! У тебя больше нет сына — тебе не о ком волноваться. А мне — есть. — Нолан схватился за ручку двери и, не оборачиваясь, хлестнул вцепившегося в него Урмё чёрной огненной плетью. — Заткнитесь! — рявкнул он на детей, играющих на улице за забором. И сразу стало тихо.
— Постой же! — жалобный крик за спиной.
Обернулся. Урмё, держась за лицо, едва стоял в дверях. Между пальцев текло алое. Нолан мотнул головой и бросился наружу. Он знал, где в Лагенфорде можно раздобыть самую быструю лошадь. На свои крылья надежды не было.
Оставшись один, Урмё сполз по стене, судорожно дыша. Обидные слова друга выжигали слёзы из глаз. Смахнул их, размазал с кровью, резко поднялся и выбежал на улицу.
— Стража! Задержите Нолана Феникса! Не дайте ему уйти из города! — А в мозгу упрямо билось: «Я тебя не отпущу!».
* * *
Первый пойманный извозчик гнал худую клячу к конюшне, которая, как драгоценная жемчужина в раковине, располагалась в самом сердце Лагенфорда — за мэрией, где начиналась стена, отделяющая чиновничий квартал от простого люда. И отовсюду, будто в издёвку, неслась та детская песенка.
Мысли зациклились. Ногти до боли впивались в ладони. Кулаки стучали по коленям. Ярость застилала глаза. Омертвевшее от ужаса сердце раз за разом пропускало удар.
Нолан бросил извозчику пару монет, выскочил, не дожидаясь сдачи, рванул крепкую створку, ведущую в загон. Ноги плохо держали, и на краткое мгновенье мужчина обессилел, привалился плечом к каменной стене. Но времени на отдых не было. Оттолкнулся, открыл и вошёл.
Молодой конюший начищал посреди небольшого загона чёрного жеребца. Оба уставились на вошедшего, а тот сразу затребовал себе лошадь под седлом для дальней дороги.
— Нет сейчас лошадей свободных, господин, на выпасе они, — гнусавил юноша, стараясь заслонить собой коня.
— А этот?
— Этого нельзя! Никак нельзя!
— Плачу в десять раз больше!
— Это конь принцессы Теней! Его нельзя брать!
Юноша шустро отвязал коня и поволок в сумрак конюшни. Нолан за ними. Но вдруг замешкался на пороге распашных ворот, оглянулся. Он был здесь впервые, но всё показалось таким знакомым… Мысль вспыхнула и угасла в пучине тревоги за сына.
— Нет, даже не просите! Я не дам вам его! — заталкивая упрямого коня в стоило, верещал юноша наступающему мужчине.