Рихард Феникс. Море. Книга 3
Шрифт:
«Надо жениться на дочери красильщика, завести дюжину детей и забыть о прошлом. Спасибо, отстрадался», — глядя в низкое небо, решил он.
Мару вскоре лёг. Остаток ночи все пребывали в забытьи. А на утро простились без слов и отправились своими дорогами.
Глава 97
Ночь шторма
Макавари
Входную
— Добрый, ты чего это в такую погоду блукаешь? — устало спросил хозяин ночлежки.
— Тревожно мне. Душа не на месте. Будто случится что.
Гость стянул с головы шапку с вислыми лисьими хвостами, вывернул, выдавил. На пол полилось — не страшно. Страшно то, что Добромир был так внезапно встревожен. Ох, не к добру это. Не к добру.
— Не удивительно. Когда крайний раз так штормило?
— Когда Макавари строили и жинка писца того родами померла с малышом. Как сейчас перед глазами стоит. Я ж почуял! Близко был. Хотя, сделать ничего и не мог. Опоздал, — развёл он руками. — Тогда и решил лекарством заняться всерьёз. Арчи, страшно мне! Беда идёт.
— По ученику страдаешь? Так он далеко, наверно. Мож, и малыша Ерши уже забрали. Так до них штормина и не доберётся, глядишь.
— С моря беда, Арчи! — Добромир стиснул мокрый кафтан на груди, то ли выжал, то ли сердце болело.
Арчибальд вздохнул. После отбытия Соломеи все Дракатри будто не в себе были. Сол жалился, что сила чародейская рано его покинула, а не раз могла бы ещё сгодится. Добромир снадобья заготавливал, будто у него полгорода влёжку, а в перерывах гафкался со всеми, вон даже нарушителя того убил. Даже сам Ястреб, который старался к невзгодам не относиться серьёзно, перестал доверять людям, чурался выходить в ночь на улицу, а новых постояльцев отваживал, хотя пустых комнат было полно.
И сейчас глядя на старого друга, Арчибальд Ястреб нутром ощущал его боль.
— Я помочь тебе чем могу? — не удержавшись, спросил хозяин ночлежки.
— Огляди округу. Кабы кто из наших рыбачить не вышел.
Арчибальд понял, что сказал Добромир не то, что думал, но направление, которое больше его тревожило, было ясно.
— Наши не дураки. Дураки долго не живут, — проворчал Ястреб и снял очки.
Незримые вторые веки стянулись, будто того и ждали. Два раскалённых волчка закружились под ними. И город опустился перед Арчибальдом, давая себя разглядеть. И город, и поля за ним, и море, безумное стылое море с высокими гребнями волн.
— А-а-а-а-а! — завопил хозяин ночлежки.
— Что, Арчи?! — кинулся Добрый к нему.
— Феникс! Лодка! — Слова тонули в частом дыхании, из груди вырывались хрипы. — Бежим! К Солу и сыновьям его. Близко. Помогут.
А Добромир, забыв про ветер и шквал, уже вылетел прочь, грохоча сапогами по размытой дороге. Арчибальд нацепил очки, едва глаза не выколов дужками, и бросился за другом, хватаясь за стены.
* * *
—
Вааи отложил последнюю чистую тарелку и тоже глянул. После того, как паренька накормили и вымыли, он снова сходил в ту комнату. Не остался — вернулся через мгновение. Вёл себя смирно, отвечал вовремя и по делу. Но было в нём нечто тревожащее. Вот и сейчас, вздрагивая от каждого порыва ветра, от каждой молнии, Чиён взялся за ручку двери.
— Пройтись тянет. Вернусь, обсохну, ничего со мной не случится, — заверил он, держа другую руку в кармане.
— Брат, сходи с ним, — капризно попросила Мауна, передёрнув плечами.
Вааи кивнул, но у двери уже было пусто, лишь скрипнула половица с той стороны. Ветер затряс ставни. Женщина возмутилась:
— Вот же поганец! Взял и свалил!
— Что-то будет, — не желая верить себе, пророчил Вааи.
Он обтёр влагу с рук полотенцем, на всякий случай прихватил верёвку и вышел. Мауна кинулась следом: она тоже чуяла это.
* * *
Тракт Лагенфорд — Заккервир
— Госпожа, вам надо поесть! — в который раз повторил младший кучер, заглядывая через окошечко в карету.
— Уйди! — Шермида вновь кинула многострадальную подушку, та отскочила, женщина подняла её, ещё мокрую от слёз, и вновь зарыдала.
Воспоминания, задавленные зельем памяти, вырвались наружу из-за способности Нолана. И все страхи, все деяния и слова женщины всплыли в памяти так обличительно ясно, как утопленник в городском пруду. Наверняка главный ингредиент также послужил тому причиной — её, Шермиды, кровь. Остальные, кто пили зелье, ничего не вспомнят, как ты их не пытай, но она-то совсем другое дело!
— Госпожа, тут трактир, тут экипажи и люди. И готовят, между прочим, пальчики оближешь! — обратился старший кучер, который сейчас правил каретой. — Давайте заночуем, лошадям тоже нужно отдохнуть, умаялись бедолаги — вон, еле тащатся. И так почти двое суток в дороге без продыху. Сдохнут — встрянем же!
Женщина всхлипнула в последний раз, взяла себя в руки и ощутила, что карета притормаживает, издалека донеслись голоса и музыка. Мир жил, отказывался страдать, не хотел ни заговоров, ни хитроумных многоходовок. И там, за стенами, люди обретали своё маленькое счастье, кто в чарке вина, кто в игре, кто в неожиданной встрече. А что обретёт там она, порочная, грязная, натворившая столько бед, но отчего-то так страстно любившая жизнь? Неведомо. Шермида глубоко вздохнула, чтобы голос не дрогнул, промокнула лицо подушкой и ответила, мирясь с логикой кучера:
— Ладно, будь по вашему. Надеюсь, там есть комнаты?! Я не собираюсь спать в карете! Мне нужны горячая вода, ароматное мыло и мягкая постель. И завтрак не раньше полудня. А после можно и снова в путь.
— Всё найдём, госпожа, не переживайте! — заверил старший, не раз возивший Шермиду и с улыбкой встречая все проявления её скандальной натуры.
— Как вам удалось её уговорить? — свистящим шёпотом спросил младший, но щёлкнул хлыст и юноша вскрикнул, получив вдобавок и напутствие:
— Учись! Ко всем свой нужен подход!