Рик: Прогулка в небесах

Кошовец Павел Владимирович

Вытер о штаны враз вспотевшие руки.

– Откуда?
– голос предательски дрогнул, поэтому прозвучало это как-то прокурено, с хрипотцой.

– От верблюда, - значительно ответил Мишаня и разложил все свои тридцать два перед моим изумлённым и очарованным взором.
– Оп-па!
– и легонько подкинул бутылку вверх.

– Осторожно!
– воскликнул истерично, в волнении присел и протянул руки, будто страхуя, но в страхе понимая, что своими граблями только причёску на заднице от чиряка возводить... Перед глазами два раза перекувыркнулось чудесное слово "Водка" на алом фоне,

а потом намертво вклеилось в обе лапищи моего друга - как младенец в руках отца, впервые взявшего ребёнка. Хотя тут больше б подошло такое сравнение: обезьяна с бананом. Причём обезьяна крупная - горилла, самец, при этом постоянно оглядывающаяся - как бы соплеменники не навалились и не отняли.

– Хух, - Мишаня вытер не успевшую выступить испарину.
– Ты чё дёргаешься под руку, вратать хренов?! Щас отпишу одиннадцатиметровый по яйцам в качестве моральной компенсации, и придётся тратить энное количество драгоценной жидкости на растирку генофонда, - сурово и укоризненно покачал головой.
– Поделиться, естественно, поделюсь - я же не чудовище какое-нибудь.

Я слабо улыбнулся, приходя в норму и закрашивая физию в некрепкий каркаде - сам перенервничал не хило.

– Ладно, фокусник и жонглёр, оставил бы ты свой цирк на Земле, - прокашлял примирительно.
– Хотя бы для меня. Колись, как таможню преодолел?

Мишаня озадаченно почесал репу.

– А шут его знает, - скривился оправдательно.
– Пьяный был, не помню.

– Вот так всегда, - проворчал я недовольно.
– Хорошая отмазка, на все случаи жизни: чуть что - пьяный был. Навешают когда-нибудь на тебя детёв тучу - пьяный ты частенько бываешь, скажут: "Твои, милый". И станешь ты, Мишаня, отцом - героиней, - заметил его потемневшие от испуга зрачки.
– Шучу я! Тем более, наука есть такая - генеалогия, в которой то ли по носу, то ли по ушам определяют отцовство. Ты бы лучше тропку контрабандную запомнил или механизм охмуривания таможенников - именно такие фокусы бы пригодились.

– Ты вначале отсюда выберись, - сказал Мишаня, скручивая крышку у бутылки.

– Да ладно тебе, - умиротворённо махнул рукой.
– Щас хряпнем по чуть-чуть, и всё наладится.

Мишаня только хмыкнул многозначительно и сделал глоток прямо из горла. Даже не покривившись, почмокал губами и блаженно закатил глаза.

– Хороша чертовка...
– протянул мне.
– Очистка, конечно, подгуляла... Но ничего, ничего, - вынес вердикт.
– Как говорится, на безголосьи и жопа - соловей, а на безводье и спирт - живая вода.

Принял в руку тепловатый сосуд с подмигивающей волнительно жидкостью. Не сказать, что сомневался, но за всей этой "небесной" беготнёй я практически забыл о своём призвании, стыдно подумать, даже обходился без своевременных вливаний. Я не боялся, что утерял технику употребления, как не может утратить технику скалолазания верблюд...сравнение вроде не по теме, но ничего, разберёмся... Нет, рука моя не дрожала, как и рука Дантеса в скорбный день для русской классики, но в душе скрёбся такой ма-а-аленький - маленький червячок сомнения, пищащий: "А может не надо? Так всё было чудесно, так... трезво..."

Я аж вздрогнул. Это что ж червящище, этот змей-антиискусситель

предлагал?! Завязать?! Ну уж нет!
– резким движением вскинул голову и, будто сигнальный горн, приложил к губам стекло...

Вот он миг откровения, когда гланды обволакивает нежная муть, горло, не поймёшь, то ли сжимается боязливо, то ли расширяется в отвращении, а в глаза уже настойчиво пробиваются градусы, пищевод шипит, а горячая ртуть насмешливо падает всё ниже и ниже... нет-нет, не настолько низко... а в желудке разворачивается настоящее побоище, практически избиение младенцев - в том случае, если в точке рандеву присутствует пищевая прокладка, а если нет, то спиртосодержащая смесь ведёт себя не иначе, как голодный зверь в клетке - рычит и бросается на стенки.

– Ху!
– выплеснул пламя на Мишаню.

Тот поморщился и помахал у носа своим экскаваторным ковшом.

– Теряешь квалификацию, - вынес приговор. Подался ко мне.
– А что это была за...
– задрал голову вверх и зашевелил пальцами, пытаясь таким образом отыскать необходимое слово, - ...за фигня? Перед тем, как ты бахнул?
– уточнил.

Конечно же намётанный глаз дружбана заметил мимолётное брожение в стане союзника и теперь, дабы не свалиться ещё на ступеньку ниже в его глазах, необходимо было выковырять из головы удобоваримое объяснение. Но что тут выдумывать - Мишаня же видит меня насквозь, особенно печень и почки, нужно речь правду-матку.

– Понимаешь, ведь у каждого человека есть профилактические слабинки, которые могут нарушать его имидж, и которые он не очень хочет афишировать, - начал я оправдательную речь, прислушиваясь к лёгкому шуму в голове, поэтому не до конца контролируя пируэты языка, и по вытянутому в лошадином недоумении лицу Мишани понял, что то ли подвижный словообразовательный орган набрехал, то ли я увлёкся.
– Организм выдал заминку, потому как... Короче, - отчаянно махнул рукой, - иногда человек делает вещи, якобы не совместимые с его образом. К примеру, герой, роняющий скупую мужскую слезу в подушку...

– Эт точно, - глубокомысленно изрёк Мишаня.
– Даже самая красивая женщина ходит в туалет и, очаровательно морща прекрасное лицо, тужится, выдавливая шлаки. И, между прочим, самому утончённому эстету - интеллигенту приходится холёным маникюрным пальчиком, будто поршнем вламываться в вырезанные, словно из белого мрамора, тонкие ноздри, прочищая их.

– Ну... поручик, - восхищённо протянул я.
– Вы в своём репертуаре.

– Слушай, а ты каким боком к этому герою?
– не давая уйти в сторону разговору, хитро прищурившись, поинтересовался Мишаня.

– Птичку жалко, - огрызнулся я.

Мишаня укоризненно покачал головой.

– Эх ты, отмазчик хренов, наваял гору поноса. Аж сам заблудился, - всколыхнул бутылку в руке, добывая радующий сердце плёскот.
– Ладно, не будем отвлекаться, - ухмыльнулся, - следующий раз как-нибудь попинаю тебя, ноги повытираю и нос, если будешь себя вести, как девственник у проктолога...

– Угу, - недовольно поморщился на Мишанины выверты, весьма плоские, нужно сказать, - видимо, от страдающей мигренью фантазии.
– Очень смешно. Ха-ха-ха.