Рики Макарони и Клуб Единства
Шрифт:
… — Мисс Нотт, я сказала – в пуговицу! Не смейте экспериментировать с формой, пока не освоите алгоритм. И вообще, самодеятельностью займетесь позже, вне стен этого кабинета. И прекратите ваши дурацкие страхи, а не то я буду вынуждена снять баллы со «Слизерина».
«И это Вас так огорчит», — подумал Рики.
Урок трансфигурации шел своим чередом, Рики уже превратил почти всех своих жуков в пуговицы. А поскольку это задание ему не нравилось, он постарался погрузиться в свои мысли на отвлеченные темы. Но временами куда эффективнее отвлекала Дора: с начала урока она утверждала, что возле ее парты за занавеской что-то шевелится. Профессор
В данное время Рики как раз вспоминал, как на перемене застал в этом кабинете Артура Уизли – тот по поручению Мак–Гонагол складывал готовые пуговицы в ящик. Чуть позже Мак–Гонагол движением палочки превратила их обратно и попросила Рики раздать. Он еще удивился, что раздаточный материал выдерживает столько превращений.
— Макарони, не превращайте две сразу. Хорошо, что у Вас получилось в этот раз, но еще рано. Если бы не рассчитаете направление, согнете стол, и я буду недовольна.
В конце урока Рики собрал пуговицы и жуков, положил на то же место. Выполнив свои обязанности и довольный, что урок закончился, он присоединился к ожидающему его Лео и отправился на обед в Большой Зал.
Следующим по расписанию шел урок защиты от темных сил. Рики очень постарался оттянуть момент ухода, так как не любил эти занятия. Лонгботтом был вполне симпатичен, но Рики рядом с ним чувствовал что-то зловещее, еще хуже, чем с Поттером в иные моменты. Непонятно, была ли виновна в этом атмосфера кабинета или антипатия к преподавателю.
Главное доказательство притворства Лонгботтома Рики видел в том, что только у него одного хватало терпения на Дору Нотт. Все другие учителя, даже невозмутимый завуч «Слизерина», не выдерживали ее фокусов и нередко наказывали. А вот преподаватель такого опасного предмета, как защита от темных искусств, довольно снисходительно смотрел на допускаемые ею вольности. Более того, он трактовал их как учебные ошибки и помогал исправить с ангельским терпением. За это придирчивая Дора одарила его своим расположением. Рики возмущался, как можно так легко утратить бдительность, но с ней свое мнение, понятное дело, не обсуждал.
Самого Рики, на посторонний взгляд, Лонгботтом не выделял из других учеников. А Рики сердился еще больше, что у него нет доказательств своим предчувствиям. Даже Лео склонен был симпатизировать новому профессору.
— Ну этот уж точно не Упивающийся Смертью. Дамблдор ему доверяет, — аргументировал он.
И тут к Рики подлетел мистер Филч.
— Директор вызывает, — желчно бросил он. – Немедленно.
Еще остающиеся за столом немногочисленные слизеринцы остолбенели, а Филч побелел как мел.
— Почему? – спросил Боб Бут.
— Ты же ничего не натворил? – Лео с подозрением заглянул ему в лицо.
— Нет, ничего, — твердо произнес Рики.
— Поторопись. Там разберутся, — рявкнул Филч. Ничего не понимая, Рики последовал за ним. Со стороны могло показаться, что завхоз в ярости, однако Рики дважды видел его в подобном, но более глубоком состоянии. Филч был напуган, и настолько, что когда они поднялись в безлюдные коридоры, жестом пропустил Рики вперед.
— Но кабинет директора там, — попытался возразить Рики.
— Они ждут на трансфигурации, — пояснил Филч.
Чего ради возвращаться туда, откуда он только что ушел? Филч распахнул перед ним дверь, но сам остался снаружи.
— Как Вы это объясните, Макарони? – профессор Мак–Гонагол едва держала себя в руках.
— А при чем тут я? – не понял Рики.
У него создалось впечатление, что профессор Мак–Гонагол не убила его в тот момент только потому, что в ее руках не оказалось волшебной палочки. Она излучала гнев, ненависть, высвеченные хорошим испугом. Директор успокаивающе похлопал ее по плечу и сурово кивнул Рики. Снейп также давал понять, что ситуация очень серьезна.
Директор приблизился и пристально взглянул на Рики, и вроде как успокоившись, начал допрашивать. Из его слов Рики стало ясно, в чем его подозревают: якобы он создал эту змею и выпустил в кабинете трансфигурации. Мак–Гонагол придерживалась именно такого мнения, и ее не сумел урезонить даже профессор Снейп, определенно постановивший, что второкурснику такое самостоятельно в голову не придет, если только он не очень начитан, чего в случае с Макарони можно не опасаться.
— Второкурснику? – вспылила профессор трансфигурации.
— Именно, — холодно повторил Снейп, скрестив с ней взгляд и посеревший от напряжения.
Но, как ни абсурдно это звучало, выходило, что сотворить такое имел возможность только Рики. С вечера Филч лично запер кабинет, предварительно сделав в нем уборку, и никого там не было, тут можно было довериться чутью миссис Норрис. С утра прошел урок с «Гриифиндором», и ничего необычного никто не заметил. А потом Рики подходил к столу Мак–Гонагол, после чего Дора Нотт весь урок уверяла, что за шторой что-то шевелится. Потом Рики снова подходил к столу. И, стоило ученикам уйти, как великолепный удавчик выкатился прямо к ногам мирно записывающей в журнал Мак–Гонагол.
— А я ей не верила! Бедная девочка находилась в такой опасности! И все ученики! – злобный взгляд в сторону Рики. – Что могло произойти!
Когда профессор Снейп устал повторять коллеге, что удав абсолютно не ядовит, директор потребовал у Рики его волшебную палочку.
Этой палочкой он очень дорожил. Весь прошлый год они с Лео потратили на то, чтобы добыть ее. И Рики совсем не хотелось отдавать ее главе гриффиндорской мафии. Однако выбора не было.
Последним заклинанием, которое он использовал, естественно, было превращение жука в пуговицу. Но, так как профессор Мак–Гонагол настаивала, что змея появилась до начала урока, были проверены и предыдущие, вплоть до того, которое он проходил на первом уроке профессора Флитвика. Мак–Гонагол была удручена и извинилась. И тут же выдала великолепную версию относительно «этой безобразницы Доры Нотт, которая вечно поступает наперекор и сначала делает, а потом думает». Послали за Дорой.
Прежде чем дело дошло до проверки палочки, завуч «Гриффиндора» и ее успела отчитать по первое число. Опять ничего не обнаружили. Преподаватели немного успокоились, и происшествие поблекло, выделив на первый план милые отношения между «Слизерином» и «Гриффиндором». Снейп был готов оберегать своих дорогих учеников от инсинуаций уважаемой Мак–Гонагол. Один Дамблдор имел вид самый серьезный, и Рики разделял это.
Наконец их отпустили. Выйдя за дверь, никогда не унывающая Дора заплакала навзрыд.