Рики Макарони и Старая Гвардия

akchisko_san1

— Я обязан отчитываться? – вкрадчиво спросил он.

— Нет, конечно, — его тон заставил Рики поостыть. Он вдруг подумал, на что обрек себя и Лео, причем безо всякого понукания. Рассказать самому строгому преподавателю в школе о том, как они всем Клубом пренебрегли министерскими правилами безопасности, предварительно вызвав в нем раздражение; впрочем, последнее неважно, Снейп и благодушие – явления редко сочетаемые.

Между тем завуч кивнул не без ехидства.

— Опять, я понимаю, у вас что-то произошло. Ну что же, побеседуем в моем кабинете, — и он жестом пропустил их вперед.

Странное чувство возникло

у Рики по пути в класс. Он шагал впереди; перед ним загорались факелы и отступала тьма. Подземелья вдруг показались ему языческим храмом, а сам он почувствовал себя жрецом, проводником неведомого знания.

Однако, критика профессора Снепа основательно развеяла все иллюзии. Завуч как будто заранее составил обличительную речь на все случаи жизни, настолько гладко текла его обвинительная речь.

— Я не ожидал от вас такой безответственности. Вы столько раз попадали в переделки, могли бы уже чему-нибудь научиться! А подбирать все, что плохо лежит – вообще недостойно слизеринца.

Снейп так рассердился, что даже забыл про наказание, чего Рики, признаться, опасался. В заключении профессор, однако, пообещал немедленно переговорить с директором на предмет пропажи в школе потенциально опасного предмета.

Рики вышел от завуча со смешанными чувствами. Быть отчитанным, ему, разумеется, не нравилось, но тем не менее, когда это осталось позади, из глубины души поднималось чувство удовлетворения от сознания исполненного долга, которое далось ему нелегко.

— Ну и отповедь! Лео, я удивляюсь тебе – ты как будто совсем не расстроен, — заметил он.

Друг смиренно склонил голову.

— Как староста, я чаще тебя присутствую при проявлениях его гнева, и уже выработал к ним некоторую бесчувственность, — скромно пояснил он.

Рики очень хотел бы выработать такую же бесчувственность в отношении того, что происходит с дружбой Дика и Артура. И напоминание об этом настигло его буквально в нескольких шагах от кабинета Снейпа.

Как раз за углом, на полдороги к общежитиям «Слизерина», беседовали Ральф и Тиффани. Капризная дочь Маркуса Флинтса, казалось, скучала. Но Ральф, добросовестно исполняя свою роль, навязанную ему Артуром, как раз расписывал критическое состояние души последнего и взывал к ее лучшим качествам. Он даже не пытался спорить, когда она категорично потребовала не говорить с ней о квиддиче, хотя в последнее время для него не существовало ничего важнее этой темы.

Вечером перед сном Рики окончательно решил, что больше так продолжаться не может. Ему следовало поговорить с друзьями; и он знал, что больше никто этим заниматься не будет. Какую гордость у него в начале года вызвала бы мысль, что существуют обязанности, с которыми в состоянии справиться только он, а значок старосты не дает такой возможности.

И, однако, он до сих пор медлил. Лежа в темноте с открытыми глазами, Рики попытался разобраться, что же ему до сих пор мешало… пролезть между молотом и наковальней. Ответ пришел к нему почти сразу. Он винил друзей в том, что они отвели ему двусмысленную роль, вызывающую дискомфорт. Но он и сочувствовал им обоим даже больше, чем осознавал это. В его представлении, они были больны страшной лихорадкой и требовали обращения с собой такого, словно они – хрупкие фарфоровые цветы. Мысленно представив перед собой двух здоровых парней, в которых Артур и Дик превратились к пятому

курсу, Рики вынужден был приглушить хихиканье подушкой.

Он думал о предполагаемом разговоре в течение завтрака и потом, на уроках. Не очень приятно это было – медлить и набираться мужества.

После обеда действующие лица собрались в штабе. Дора не пришла, что, по мнению Рики, было скорее хорошо. Марго и Мелани тоже не появлялись пока, и этот момент не следовало упускать.

И только Рики открыл рот, как в комнату ворвалась Мелани Хатингтон. Ругая себя за то, что он радуется отсрочке, Рики сделал вид, что весь поглощен сочинением, и рассеянно кивнул ей в знак приветствия.

Было очевидно, что Мел сильно не в духе: она шуршала в своем ящике намного громче, чем требуется, как будто нервно ворошит бумаги, не заботясь о порядке. Селена не могла безучастно выдерживать это долго.

— Что-то случилось? – спросила она.

— Абсолютно ничего, — излишне ровно ответила Мелани. – И вообще, я сейчас уйду. Где мои перья?!

«Перья? А хвост у тебя есть?», — подумал Рики.

— Наверху, — указал он.

Она тут же схватила их. Не поблагодарив, Хатингтон демонстративно захлопнула за собой дверь.

— Мел дуется на всех, — пояснил Дик.

— Что-то я не видела ее в Хогсмиде, — заметила Джорджина.

— В том все и дело. Ее там не было. Ее пригласил какой-то семикурсник из «Гриффиндора». Пока она собиралась, он успел подраться в холле с Эйвери.

— А! Я слышал, МакГонагол обоих наказала, — сказал Ральф.

— Важно, что сразу они оба угодили в больничное крыло, так что Мелани осталась без компании. Все ее подружки уже ушли в Хогсмид без нее. Собственно, у нее нет оснований на них обижаться. Она же не предупредила, чтоб ее подождали, — рассудил Дик.

— Опять Френк, — нахмурился Лео. – Он так давно не высовывался, вот счастье было.

— Вроде бы опять ему не понравилось происхождение кавалера Мел, — предположил Дик.

«Наверное, Эйвери сильно разозлился», — подумал Рики. Напасть на выпускника – он не ожидал от Френка такой смелости. Впрочем, существовала вероятность, что Френк вывел из себя старшекурсника, а не наоборот.

— Стоп! Припоминаю, я видел, как Хатингтон беседовала с Кристаллуотером. Так он чистокровный, — сообщил Ральф.

— Мало ли поводов для разногласий с Эйвери? – отмахнулся Эдгар. – Гораздо важнее, с какой целью бросали дымовую завесу в «Трех метлах»?

И в самом деле, учитывая последние события, Хатингтон следовало бы радоваться, что она не попала в Хогсмид. Впрочем, Рики еще не знал, где Снейп найдет часы, но если у нее, то, значит, даже школьные стены не укрывают некоторых зловредных персон от собственных недостатков.

Ее приход напрочь испарил его решимость поговорить с друзьями. Какую бы сумятицу не вносила Дора в ряды Клуба Единства, ее присутствие не мешало настолько, как Мелани Хатингтон. Почувствовав, что ей не удастся перевесить, Мелани, надо отдать ей должное, повела себя по–равенкловски мудро: она больше не скандалила, не жаловалась, и если обращалась, то по делу и чему-то, что казалось ей таковым. Но то, что теперь она имела право в любое время нагрянуть в штаб и находиться там сколько угодно, чем пользовалась в меру, но часто, сковывало языки. Это почувствовал даже почтенный шпион, поглядывая на Хатингтон без особой симпатии.