Рики Макарони и Старая Гвардия
Шрифт:
На учительской трибуне рядом с профессором Снейпом Рики разглядел родителей Генри. Конечно, Маркус Флинт не мог пропустить первый матч сына в звании капитана.
Мадам Трюк одиноко стояла посреди поля с метлой в руке.
— Облачность противная. Непонятно, как дальше будет с погодой, — говорили вокруг, укутываясь поплотнее от ветра. – Не лучшее время для квиддича.
Или обсуждали сравнительные недостатки игроков, отчего сами же заводились. Только сигнал к началу матча мог прекратить бессмысленные разговоры.
— Нигеллус, подвинься, — прозвучало над
Рики в изумлении вскинул голову.
— Эйвери? Ты сядешь с нами?! – вырвалось у него.
— А что? Это слизеринская трибуна. И должен же я где-то сидеть, — ответил Френк, усаживаясь по другую сторону от Лео.
В руках у него был объемистый пакет, позволяющие предполагать, что запасся он основательно и может в случае чего позволить себе пропустить обед.
Рики почувствовал себя неуютно. По возможности, он предпочитал держаться подальше от людей, которые ему не нравились, а Френк был как раз из таких. Но Эйвери, который до сих тоже не набивался ему в компанию, поскольку считал это ниже своего достоинства, теперь казался даже довольным.
Рики решил не обращать на него внимания, тем более что команды вышли на поле. Ральф был в красном, Генри – в зеленом. Согласно традиции, они обменялись рукопожатием. Рики мысленно пожелал обоим удачи, кстати припомнив, что зависимость победы от загонщиков не так уж велика.
Прежде чем игра началась, Френк вынул из пакета нечто похожее на бинокль и принялся деловито протирать стекла.
«Как в театре», — подумал Рики. Но он сомневался, что Френк туда ходит.
— Зачем тебе эта штуковина? – не сдержался кто-то.
— Это омникуляр. Все увеличивает, — объяснил Лео, поскольку Эйвери гордо промолчал.
Через пятнадцать минут сердце Рики заныло от тоски. Он отлично осознал, что играть самому и смотреть, как это делают другие – две огромные разницы, и его душа, безусловно, склонялась к первому. Игрок ведь занимается только своим делом и наблюдает за действиями других, чтобы скоординировать с ними свои собственные действия. Между тем позиция зрителя такова, чтобы каждый раз вживаться в роль того игрока, который наиболее активен в данный момент. А поскольку со стороны виднее, как надо, каждый зритель на трибунах ругался и выкрикивал ценные советы, порой заглушая даже мнение беспристрастного комментатора Дика Дейвиса.
— Мяч еще не брошен, но непонятно, поймает его вратарь или нет…
В целом, по мнению комментатора, вратари и охотники на сегодняшней игре стоили друг друга.
— Удивляюсь, как Дейвису снова позволили комментировать, после того, что было в прошлом году, — высказался Френк.
— Не нравится – подавай свою кандидатуру на его место, — посоветовал Рики.
— Генри волнуется, — заметил Лео, — а это плохо.
— Он больше капитан, чем загонщик, — приглядевшись, согласился Рики.
Гриффиндорцы как раз забили гол.
— Ну и ваш Джордан не лучше, — хмыкнул Френк.
— А ты откуда знаешь, если смотришь не туда? – присутствие врага рядом обострило бдительность Рики. – И что такого интересного на трибуне «Равенкло»?
— Чайнсби какую-то дрянь приволок…
Свое оптическое чудо он, впрочем, скоро отложил совсем. Игра пошла быстрее, казалось, игроки выжимали из старых школьных метел все возможное и невозможное. Забили несколько эффектных голов, но снитч пока не появлялся.
Поскольку Рики плохо знал обоих ловцов, самая важная часть игры его почти не интересовала. Он наблюдал то за Генри, то за Ральфом, комментарии заглушались криками публики и порывами ветра, поэтому свисток судьи оказался для него неожиданностью.
— Кто победил? – пытался он докричаться до одноклассников, поскольку по тому, как зашевелились в первые секунды все вокруг, можно было понять лишь потрясение.
— Наши! – завопил Френк и запрыгал на месте так, что пол дощатой трибуны имел все основания провалиться под ним.
По прошествии еще двадцати минут Рики узнал счет. «Слизерин» выиграл 290:170. Но гриффиндорцы имели перевес в количестве забитых голов, и, должно быть, это утешало самолюбие профессора МакГонагол. Во всяком случае, спустившись с учительской трибуны, она не казалась сильно расстроенной.
Ральф тоже стойко принял проигрыш. Прежде чем отправиться к игрокам своей команды, Рики и Лео обратились к нему.
Остальные члены Клуба Единства остались с ним, что Рики считал правильным.
Праздник в слизеринской гостиной растянулся допоздна. Сэр Салазар не отказался от бокала сливочного пива в честь победы. Заглянувший проверить, все ли в порядке, профессор Снейп сделал всего два замечания и надолго не задержался.
Лео и Дора, обязанные контролировать ситуацию, должно быть, отправились спать последними. Рики оставил их на этом посту в половине двенадцатого. За весь этот день он ни разу не вспомнил об уроках и прочих обязанностях, и давно не укладывался в постель с таким ощущением свободы. Он почти забыл, как это здорово, когда твоя команда выигрывает. Возможность ощутить общий триумф как свой собственный – это и есть его истинная сущность. Рики был уверен, этот день запомнится ему как один из лучших в году, и, засыпая, видел облачное небо над квиддичным стадионом – так близко, что можно дотронуться.
Для многих воскресенье прошло очень тихо, даже подавленно. Гриффиндорцы переживали проигрыш, но особенно – Артур.
— Перестань ты, наконец! – рассердилась на него София. – Непонятно разве, что Нотт совершенно не должна относиться к тебе лучше, если наша команда выиграет? Скорее наоборот, она же слизеринка.
Но Артур ничего понимать не желал, впрочем, все равно приходилось.
После матча перспектива сдавать экзамены в конце года опять навалилась на штаб, подобно девятому валу. Вдруг оказалось, что образцы чертежей Млечного пути надо сдавать уже послезавтра, то есть во вторник. Дора вспомнила, что до сих пор так и не добилась благосклонности гиппогрифов. Но самым навязчивым недоразумением, преследующим учеников и днем, и ночью, был дневник снов.