Рики Макарони и Вестники Ниоткуда
Шрифт:
— Ты же давно учишься в «МентеСана». Насколько я знаю, здесь по его вине еще никто не пострадал, — успокоил ее Рики, про себя добавив: «но я должен быть начеку».
Впрочем, одноклассники завелись. Оказалось, что все трепетно любят и уважают Карлотту, невзирая на ее вредность. Ребята использовали каждую свободную минутку, чтобы решить, как же поступить дальше.
— Делать ему мелкие пакости – себе дороже, — решил Луцци, промечтав большую перемену.
— Хоть одна разумная мысль, — согласился с ним староста.
— Мы должны доказать,
— Пусть лучше зря не рассчитывает, — согласилась Мариола. – Так-то для нее лучше, хотя жалко!
О том, чтобы рассказать Карлотте без доказательств, тоже речи не было.
— А если сейчас пойти к директрисе? – Рики вопросительно взглянул на Ческу. Та замотала головой.
— Бабушка вообще не верит в эти сокровища. Решит, что Карлотта нам головы заморочила, вызовет ее и отругает.
Такой исход был расценен всеми как явная несправедливость. Предложение Рики подумать каждому отдельно не встретило поддержки в рядах одноклассников. Они слишком любили собираться вместе и возмущаться, находя поддержку друг в друге.
Так незаметно подошли выходные. Субботнее утро Рики принял как божественный дар. Не вставать с петухами! Впрочем, мистер Лапка, явившись в привычное время засвидетельствовать свое почтение бросанием не шею и громким урчанием, не дал подольше поваляться в свое удовольствие.
Погода была отличная, и папа предложил им с Питом прогуляться до мастерской. Рики, который там ни разу не был, согласился. Пит, к сожалению, запланировал посетить другое место.
Уже в машине Диего Макарони передал младшему сыну вдвое свернутый конверт.
— Вчера пришло. От дядюшки Гарри, — лаконично сообщил он.
У Рики возникло желание отбросить бумагу подальше, как ядовитое насекомое. Но рядом сидел папа, и как-то не хотелось впадать в такое детство.
«Как ты догадываешься, Ричард, если бы не технические сложности, связанные с долгой доставкой, это был бы второй вопиллер для тебя».
«А как, в самом деле, эти вопиллеры делаются? – вдруг озадачился Рики. – Пошлю-ка я ему тоже – ну не домой, конечно, нельзя же ронять родительский авторитет. В Министерство, так ему и надо!».
«Я не сомневался, что ты воспользуешься любым послаблением в дисциплине».
«А ты – любым поводом, чтобы прицепиться».
«Я вынужден напомнить тебе, что в Италии ты – представитель «Хогвартса» и обязан достойно представлять…»
«Скажите, какая дипломатия, — рассердился Рики. – Интересно, он поймет, что в «МентеСана» все нормальные люди обязательно шатаются ночью по маяку! Снейп говорил, в школе он не был сторонником дисциплины».
«Мне хотелось бы точно знать, что ты имел в виду, когда написал Парвати такую ерунду. Это срочно, так что можешь передать директору внеплановое послание для Министерства. Адрес на конверте».
«Вот я и знаю, куда
«И еще. Похвально, что ты поддерживаешь связь с друзьями…»
«Теперь ты так считаешь?!» — изумился Рики, припоминая их последний разговор перед отлетом из Англии.
«… но они не единственные в школе, кому небезразличны твои успехи. Профессор Снейп долгие годы был твоим завучем, и я думаю…»
К этому замечанию Рики намеревался всерьез прислушаться, вот только…
«О чем я могу ему написать? Что я вовремя просыпаюсь и хорошо кушаю? Да он меня на смех поднимет! Вот интересно, умеет ли Снейп по почерку определять искренность? Вдруг он с первой буквы поймет, что я скрываю от гриффиндорской мафии важные происшествия?».
В конце крестный Поттер ограничился приветом для родителей, что Рики отцу и передал.
— Больше ничего не хочешь сказать? – поинтересовался Диего Макарони.
— Ну, он ругается, — Рики потряс в воздухе пергамент, — следовало ожидать.
Картина, с которой отец снял занавесь, потрясла воображение Рики всерьез и надолго.
— Такой гадости же быть не может! – взвизгнул он. – Что ты размазал по холсту?
Он уже не мог сказать, возникло ли ощущение зловония вместе с образом, или же оно всегда тут было.
— Обычную краску, успокойся. И, к сожалению, этот шедевр пока некуда пристроить. Кто согласится держать у себя такое? Но какова сила воздействия! Это, между прочим, и есть настоящее искусство.
— И сколько ты над ней трудился? – полюбопытствовал сын.
— Полчаса или около того, — гордо ответил Диего.
— Непереносимое красно–зеленое сочетание, — сморщился Рики, — и желтое, и грязь, тьфу, — он даже отвернулся.
— Не раскладывай мне целый образ. Можешь ответить, что это? – спросил отец.
— Гниль какая-то, — скуксился Рики, — животного происхождения.
— Правильно. Собственно, это печень, которая разлагается, — просветил родитель. – От цирроза на почве алкоголизма!
— Ты все-таки сделал, что просил теткин босс! – Рики еще раз оценивающе глянул на картину, пытаясь оставаться беспристрастным и спокойным.
— Ему я нарисовал другую, и он ее одобрил. Завтра заберет, — сообщил художник. – Хочешь полюбоваться?
Предполагая, что ничего хуже уже виденного создать нереально, Рики согласился.
Мастерство его отца стоило того. Полотно действительно навевало состояние опьянения в стадии потери равновесия; Рики почувствовал это, хотя сам никогда не доходил до такой стадии. Человек крестил бутылку с запертыми в ней зелеными чертиками. Идея вращения и раздробления мира на части удачно, по оценке Рики, воплощалась через использование в фигуре элементов кубизма и ломаных линий. Смешение и перекрещивание чистых цветов вызывали укачивание. За спиной несчастного громоздились реалистично изображенные кошмары, а на переднем плане, закрывая бутылочную этикетку, шипел на пьяницу толстый зеленый змий.