Рикошет сна

Агеева Рита

— А в прошлое? — Тильда смотрит на нее в упор, упрекая Эмму за то, что та до сих пор не использовала свой дар узнавать прошлое людей.

Эмма непривычно мягко качает головой:

— Я, конечно, попробую сейчас, раз уж он так размягчился… Но память о прошлом — слой куда более глубокий, чем сиюминутные поверхностные мысли. Это как грецкий орех с плотной кожурой, его придется раскалывать… Я сейчас попробую, да.

Грабабайт свернулся на соседнем от Арчи лежаке и щурится от солнца:

— У тети и дяди были дети? Или

домашние питомцы?

— Нет, — Арчи не отрываясь, смотрит на сияние моря, и первоначальное восхищение никак не покидает его. — Тетя вела образ светской дамы, дети ей бы только помешали. А еще у нее была аллергия на…

Мальчик конфузится, сообразив, что ляпает бестактность.

— Ничего-ничего, — бодро отмахивается хвостом Грабабайт, — это нормально. Я тоже некоторых людей на дух не переношу.

— Дядя же занимался исследованиями, — Арчи торопится перевести разговор на менее чувствительную тему. Засекреченными.

— Никакой подозрительной активности памяти не чувствую, — жмет плечами Эмма у себя в менторской. — Либо он действительно не знал подробности о работе дяди, либо искренне не помнит.

— Угу, у меня такие же впечатления, — соглашается Тильда. — Но рискну предположить что дела дяди были связаны с Той Стороной.

— А у вас тут тоже что-то вроде засекреченного объекта? — спрашивает Арчи неестественно беспечно.

— У нас? — Грабабайт от хохота прижимает ушки. — Да, наш комплекс закрытый и попасть сюда могут не все. Но и Архипелаг же тоже закрытый — получается, он тоже секретный объект?

— Я просто так и не понял, чем вы здесь занимаетесь, — признается Арчи. — Это ведь не больница и не санаторий. Что это? — детский облик покидает его, и на шезлонге вновь лежит тонколицый подросток.

Эмма и Тильда затаили дыхание. Коту предстояло включить всю свою звериную изворотливость.

— Ну, в некотором смысле это все-таки санаторий, — возражает Байт. — Его расположение выбиралось именно с таким учетом, чтобы люди могли вдали от города отдохнуть, помедитировать и провести не один десяток часов в философских беседах.

А также чтоб никто не нарушал покой учебной базы боевых магов — но это нюанс и мелочь.

— Впрочем, в отличие от обычного санатория, — Байт все больше вживается в менторский тон, — здесь практикуют не традиционные, а альтернативные методики. В том числе много инновационных, экспериментальных. Именно поэтому тебя привезли сюда — если обычная медицина не в силах поставить диагноз и назначить лечение, надо искать альтернативные пути.

Карнавалентная природа Арчи воздействует и на кота тоже. Его не узнать, он совсем перевоплотился в профессора.

— Но почему именно меня? — шепчет Арчи. — На Большой Земле столько человек нуждаются в помощи… И многие из них готовы щедро платить за нее. Я же был совсем один, без денег…

Эмма и Тильда совсем уже боятся дышать. Кот, не промахнись и не ляпни что-нибудь неуместное!

— Эээ… —

натурально и убедительно мычит Граба. — Если честно, я не знаю. Я же тут никакой официальной должности не занимаю, я обитаю в Ритрите на правах домашнего животного.

Да-да-да. А еще на правах эксперта-консультанта по изнанке бытия — но это мимоходом, ненароком.

— Арчи, я думаю, тебе лучше поговорить об этом с менторами. Если тебя интересуют технологии и ты в них разбираешься, они тебе все подробно расскажут — и то, к какой научной школе они принадлежат, и кто им поставляет оборудование, и как работает тот агрегат на твоей прикроватной тумбочке…

Он не работает никак, потому что это муляж. Но пациенту говорят, что через это устройство ему осуществляется ночная терапия для восстановления сознания и памяти.

— Мне потребуется еще немного времени, чтобы вновь привыкнуть к человеческому обществу, — уклончиво отвечает Арчи. Когда он проявляет несвойственную его возрасту мудрость, он снова меняется — но мельком, по нему словно короткая волна пробегает.

— Ты долго жил без людей? — участливо спрашивает кот, тоже меняя личину и возвращаясь из роли профессора в амплуа милого наивного питомца.

Тильда с Эммой синхронно хватаются за головы. Не подведи, дорогой Байт, вытяни из него правду!

Арчи молча смотрит на море и понимает, что свой ответ он по сути озвучил в предыдущей фразе. И что сейчас последует еще один предсказуемый вопрос, или даже несколько.

— Да. После катастрофы я долго жил один в доме дяди и тети.

Байт выгибает спинку и таращится на собеседника с такой театральной внимательностью, что Арчи не имеет права не продолжить рассказ.

— Дядя долгое время ничего не говорил. Сотрудникам их центра было запрещено оповещать даже ближних. Но все в поселке заметили, что поведение биосферы изменилось. Растительность стала наглой и начала размножаться в два, в три раза быстрее прежнего. Неживая природа иногда бунтовала — камни крошились, ручьи текли вспять или уходили под воду.

— То есть ни взрыва, ни обстрела не было? — обращается Тильда к Эмме. — Я его мысли сейчас уже не улавливаю, закрылся.

— Аналогично, — бурчит Эмма. — Но могу тебя обнадежить: если он сейчас и лжет, то не оголтело. Однако заметь — про карнавалентность он ни словом не упоминает.

Арчи подтягивает колени к себе и обхватывает их поплотнее. Продолжение рассказа дается ему нелегко:

— Дома у дяди стояли генераторы повышенной мощности. Я не знаю, была ли это его привилегия как сотрудника центра управления куполом, или у всех были такие же. Однажды дядя вернулся домой в чрезвычайно подавленном состоянии и включил все генераторы на полную мощность. А через несколько дней он исчез.

Грабабайт скулит от жалости.

— С тех пор, надо полагать, его кабинет не открывали… — кивает Тильда.