Рим. Новый Порядок. Том 1
Шрифт:
Я злился на эту нескончаемую войну. Она разрушала всё. Даже здесь, где, казалось, должны были царить покой и радость, её тень была слишком явной.
***
925(172) конец марта, Карнунт, Паннония
Питолаус нервно почесал свои растрёпанные волосы, встал и начал ходить по палатке. Я терпеливо ждал, когда он заговорит. Его состояние было понятным. Не могу сказать, что я хорошо разбираюсь в математике, но мои базовые школьные знания значительно превосходят уровень, доступный здесь и сейчас.
В некотором смысле, я
Наконец, Питолаус остановился и, обернувшись ко мне, задал вопрос:
— Но зачем?! Зачем ты пытаешься объединить операции, если можно разложить вычисления на несколько шагов? Это ведь понятнее, нагляднее. Разделив, мы снижаем вероятность ошибок и путаницы.
— Вы правы, разложение вычислений в отдельные строки действительно делает их более наглядными. Так проще объяснять.
– согласился я.
– Но мой подход, хотя и кажется сложнее, значительно короче. Люди привыкнут к этому, так же как они привыкли к чтению слов. Вы же не читаете каждую букву по отдельности, чтобы понять слово?
Питолаус остановился, нахмурив лоб. Его взгляд стал задумчивым, словно он старался осмыслить мои слова. Вдруг его лицо озарилось пониманием.
— Хм… в этом есть что-то! Мы сейчас словно дети, которые читают по буквам!
– загорелся он идеей, – Ты же предлагаешь... Развитие символов! Так-так.. Значит, парентезы [??????????
– рядом кладу] это слова! Слова которыми мы выразим мысль! Какая глубокая мысль!
Он начал быстро ходить по палатке, глядя на меня с возрастающим интересом.
— Символы как буквы… операции в парентезах как слова… Это выходит... Что же выходит?!
— Язык математики, — подсказал я.
Питолаус резко остановился, будто его поразила молния.
— О боги! Это же… Язык математики! Это что-то… sanctum! Это не просто язык, это что-то большее, чем любой другой язык!
Он правильно движется к тем идеям которые развиваю я, и сейчас я понял что нужно выдвинуть еще одну важную мысль:
— Да!
– воскликнул я - Вы правы, учитель! Это не просто язык, это универсальный язык! Математика — это язык, который объединяет всех. Символы, которые понимают одинаково, где бы ты ни был. Нет двойных толкований. Это метаязык. Может быть, это одна из тайн Логоса?
Питолаус застыл, переваривая услышанное. Его глаза вновь вспыхнули:
— Да… Ты прав, Люций! Это, без сомнения, связано с Логосом! Универсальный порядок! Мы обязаны обсудить это с твоим отцом. Это не только развитие математики, но и философии! Прорыв! Универсальный язык… и это язык математики!
Кажется, я добился немного большего, чем просто добавление
Глядя на вдохновлённого Питолауса, я понял: его ум уже поглощён не только математикой, но и её философскими аспектами. Уверен, что вскоре всё это начнёт обрастать трактатами, спорами и обсуждениями, где каждую идею будут разжёвывать, оформлять, а затем ещё раз оспаривать.
Что ж, философы любят свои бесконечные рассуждения. А я… я доволен. Моя задача заключалась не в том, чтобы завершить дело, а в том, чтобы дать ему начало. И я вижу, что эта мысль уже стала благодатной почвой для новых идей.
Эти идеи я пока держу при себе. Нет смысла высказывать всё сразу. Тем более, что я сам ещё проверяю и размышляю над ними, ищу возможные ошибки или несоответствия. Если мои выводы будут поставлены под сомнение, это станет провалом, и все мои старания окажутся напрасными.
***
Так и ожидалось, казалось бы, мелочь, банальность, а тут — эффект разорвавшейся бомбы. Новый термин, «парантезы», произвёл настоящий фурор. Отец, будучи приверженцем стоицизма и большим почитателем греческой философии, воспринял его с интересом. Для римлян заимствование греческих слов никогда не было проблемой, особенно если они были наглядными и удобными. Слово быстро прижилось, но дело оказалось гораздо шире, чем просто удачный термин.
Идея математики как универсального языка, будто дрожжи, подняла целый пласт размышлений. Общество словно взялось переосмысливать саму суть чисел, операций и символов. Начались бурные дебаты, которых я даже не предполагал.
Какие только аргументы не звучали! Кто-то предлагал разработать новые символы, чтобы лучше выразить концепты. Другие искали параллели в латинском и греческом языках, пытаясь привязать их к математике. Сравнивались разные языки. Математические операции сравнивались с глаголами. Были даже предположения о существовании ещё не открытых математических “глаголах”, которые могли бы быть выражены на этом новом языке.
Кинул, называется, камень в тихое болото. Я, честно говоря, никогда не задумывался над многими из поднятых вопросов. Философы и математики с энтузиазмом обсуждали то, что казалось мне само собой разумеющимся. Я лишь наблюдал, удивляясь, как моя скромная идея стала катализатором для стольких новых размышлений.
Лишь слегка тревожила возможная чрезмерность этого энтузиазма. Что если появятся странные и ненужные идеи? Но пока всё держится на уровне теоретизации. Ну и пусть так.
Кстати, Питолаус, вдохновлённый моей первой "революцией" в математике, ещё в прошлом году разослал письма своим знакомым по всей Империи, делясь новыми идеями. Ответы пришли из Александрии, Антиохии, Рима и Греции. Каждое письмо доказывало, что его энтузиазм нашёл отклик у тех, кто способен оценить потенциал этих нововведений.