Римлянин. Финал
Шрифт:
— Что?! — выпучил глаза Ломоносов.
— Это метафора… — поморщился Ханссен. — Я подразумеваю их устройство — у них племена, внутри племён роды, а в родах старейшины и вожди, а где-то рядом находятся шаманы. И знаете, что я понял?
— Что? — спросил Михаил.
— Их общественное устройство почти полностью копирует устройство скандинавских племён не самых последних времён, — улыбнулся Йозеф. — Это значит, что не такие уж они и простые! С ними можно договориться! С ними можно вести дела! С ними можно торговать! И не только товарами!
— Поменьше экспрессии, пожалуйста, — попросил Ломоносов. —
— А, вы уже поняли, — слегка расстроился Ханссен. — Тогда я скажу вкратце. Мы предложили всем племенам Восточного побережья Северной Америки сделку: они прекращают междоусобные войны, получают от нас мануфактурные товары, школы и места сбыта их продуктов. Взамен мы попросили воинов-добровольцев, которые будут служить нам, на общих основаниях, за деньги. Их отправили сюда, к нам, в тренировочный лагерь, а их жалование мы передаём племенам. Женщин, пока что, не вербуем, но уже ведутся переговоры и об этом.
— А как вы это сделали? — удивлённо спросил Ломоносов. — Они же режут друг друга почти непрерывно…
— А вы знаете историю о Чёрном легионе? — спросил Ханссен.
— Никогда не слышал, — признался Михаил.
— Во-о-от, — улыбнулся Йозеф. — О нём не слышал никто, кроме самих индейцев! А речь идёт о II-м имперском легионе, сражавшемся на стороне индейцев в Великой колониальной войне. Индейские женщины рассказывают своим детям сказки, в которых фигурирует Чёрный легион — Каронто Ойянер, если на их языке. Он стал частью их эпоса. Его боятся и уважают, потому что он изгнал захватчиков с исконно индейских земель, а затем… ушёл. Но остались небольшие фактории, не расширяющие свои территории и зорко следящие, чтобы более никто не зарился на земли индейцев.
— Теперь понимаю, — кивнул Ломоносов. — Легат собрал совет, консилиум, съезд вождей или как у них это называется?
— Да, — подтвердил Ханссен. — Собрали всех вождей и старейшин со всего Восточного побережья и объявили им, что если не будет установлен мир, Каронто Ойянер вернётся и опустошит их земли. Как он будет это делать, они уже знают — наблюдали за этим своими глазами и даже участвовали. На том же самом собрании были решены все крупные кровные конфликты. Это собрание длилось семнадцать дней — погибло около девяноста человек. Зато все конфликты разрешились…
— Это как-то по-варварски, — произнёс Михаил. — И как это всё будет соблюдаться? Не возникнут ли новые конфликты?
— Территории племён были измерены и разделены по справедливости, — ответил на это Ханссен. — Туда были отправлены имперские землемеры, которые и провели маркировку границ, а также создали прецедент…
— Какой прецедент? — поинтересовался Ломоносов.
— Когда землемеры зашли на территории племён, не присоединившихся к собранию вождей и старейшин, на них начались нападения, — ответил Йозеф. — Императорский торговый представитель использовал это — ему удалось канализировать межплеменные противоречия в выгодное нам русло. Они сами захватывают земли нейтральных и враждебных племён и присоединяют их к будущему Pax Americana. Я считаю, что через 15–20 лет не останется не присоединившихся к содружеству племён. Кстати говоря, у них теперь двухпалатный парламент, если по нашему. Совет вождей сверху, а Совет старейшин снизу.
— И вы использовали эту народившуюся структуру, чтобы отличиться перед императором? — улыбнулся Михаил.
— Если возможность сама шла мне в руки — как я мог её не использовать? — спросил Ханссен. — Есть один человек, известный мне под именем Скаруади — он приезжал в Стокгольм недавно. Это член Совета вождей, уважаемый человек — он агитировал свою молодёжь одной фразой. «Хотите биться, как Чёрный легион?»
— То есть, вы уверены, что эти индейцы не создадут нам проблем? — усомнился Ломоносов.
— Конечно, создадут! — развёл руками Йозеф. — Другие люди, другие обычаи, другие нравы, всё другое — но зачем тогда здесь мы?
Михаилу оставалось только утвердительно кивнуть головой.
— Новый легион будет готов через два с половиной года, — сообщил Ханссен. — И отгадайте, куда их направит император…
— Не хочу гадать, — поморщился Михаил.
— Ну, что вы? — расстроенно спросил Йозеф. — Поддержите интригу!
— Ладно, — недовольно кивнул Ломоносов. — Куда же их могут отправить? Кавказ? Крым? Польша?
— Нет, нет и нет, — с улыбкой на лице покачал головой Ханссен. — Их отправят в Паннонию…
— Ах, да… — произнёс Михаил. — Понимаю.
— Ну, будущий легион обсуждать приятно, признаюсь, но нужно переходить к следующим вопросам, — сказал Йозеф. — Железная дорога…
— У вас тоже происходит саботаж? — спросил Ломоносов.
— К счастью, нет, — улыбнулся швед. — Некому саботировать — все заняты на стройке, ха-ха-ха! Вливания из общеимперского бюджета позволяют задействовать максимум рабочих и специалистов, поэтому наш трудовой резерв уже давно показал дно. Это самая полная занятость населения в истории. Я даже не знаю, что мы все будем делать после. Куда девать такую прорву рабочих рук?
— Поверьте мне, это будет последняя из ваших проблем, — ответил на это Ломоносов. — У вас ещё не растут предприятия по линии будущего строительства дорог?
— Да, такое наблюдается, — подтвердил Ханссен.
— Дальше будет только «хуже», — усмехнулся Михаил. — Ранее недоступные или малоперспективные регионы, содержащие в своих недрах нужные нам ресурсы, станут легкодоступными и очень перспективными. По моему опыту в России, промышленники и рабочие руки сами кидаются осваивать «новые» земли, стоит пройти через них железнодорожной линии. Вас ожидает то же самое, причём будут риски локального исчерпания трудового резерва — это может привести к неприятным последствиям. Советую заняться программой по переселению рабочих.
— Я запишу это, — сказал Йозеф и вытащил из выдвижного ящика блокнот.
— Есть какие-нибудь сложности со строительством? — спросил Ломоносов. — Мне интересен ваш опыт.
Он курирует строительство VIM, беспрецедентно длинной железной дороги, предназначенной для скрепления двух империй в единое целое, попутно загребая в эту сеть Пруссию.
Фридрих II не просто способствует этому, но ещё и сам в доле — он купил 13% акций Имперской железнодорожной компании, что тоже прецедент. Император не торгует акциями своих предприятий, но для короля сделал исключение — это важно для поддержания крепких дружеских отношений между государствами.