Римская история в лицах
Шрифт:
Летом 36-го года, отослав Клеопатру обратно в Египет, Антоний во главе шестидесятитысячного войска направляется к границам Парфянского царства. Поход не удался. Не дойдя до цели, под натиском превосходящего по численности врага пришлось повернуть обратно. Терпя голод и лишения, непрестанно обороняясь от наскоков парфянской и мидийской конницы, войско Антония предгорьями Армении стало пробиваться назад к морю. В стычках с врагом и от болезней погибла почти половина солдат. Хотя в восемнадцати сражениях, которые случились за это время, легионеры Антония каждый раз оказывались победителями, все эти победы сводились лишь к отражению очередного натиска противника. В конце пути, терзаясь нетерпением увидеть Клеопатру Антоний оставил войско и с небольшим отрядом поскакал к берегу моря, куда в условное место должна была прибыть
Прошел еще год. С востока стали поступать сведения о раздоре между парфянами и их союзниками мидийцами. Весной 33-года Антоний собрался было вновь двинуть войска на восток. Но его остановила другая, «малая война», начавшаяся между двумя женщинами. Октавия решила ехать к мужу. Цезарь согласился, рассчитывая на то, что она будет встречена самым недостойным и оскорбительным образом, что даст ему повод для войны с Антонием. И действительно, в пути Октавия получила от него письмо, где ей предписывалось ввиду предстоящего похода оставаться в Афинах. Клеопатра в это время находилась в лагере Антония.
«Чувствуя, что Октавия вступает с ней в борьбу, — пишет с явной антипатией к царице Плутарх, — Клеопатра испугалась, как бы эта женщина, с достойной скромностью собственного нрава и могуществом Цезаря соединившая теперь твердое намерение во всем угождать мужу, не сделалась совершенно неодолимою и окончательно не подчинила Антония своей воле. Поэтому она прикидывается без памяти в него влюбленной и, чтобы истощить себя, почти ничего не ест. Когда Антоний входит, глаза ее загораются, он выходит — и взор царицы темнеет, затуманивается. Она прилагает все усилия к тому, чтобы он почаще видел ее плачущей, но тут же утирает, прячет свои слезы, словно бы желая скрыть их от Антония. Все это она проделывала в то время, когда Антоний готовился двинуться из Сирии к мидийской границе. Окружавшие его льстецы горячо сочувствовали египтянке и бранили Антония, твердя ему, что он жестокий и бесчувственный, что он губит женщину, которая лишь им одним и живет. Октавия, говорили они, сочеталась с ним браком из государственных надобностей, подчиняясь воле брата, и наслаждается своим званием законной супруги. Клеопатра, владычица огромного царства, зовется любовницей Антония и не стыдится, не отвергает этого имени — лишь бы только видеть Антония и быть с ним рядом, но если отнять у нее и это, последнее, она умрет. В конце концов, Антоний до такой степени разжалобился и по-бабьи растрогался, что уехал в Александрию, всерьез опасаясь, как бы Клеопатра не лишила себя жизни...» (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Антоний, III)
Октавия вернулась в Рим. Октавиан, считая, что ей нанесено тяжкое оскорбление, предложил сестре покинуть дом Антония и поселиться отдельно. Она отказалась и умоляла брата не ввергать из-за нее римлян в бедствия междоусобной войны.
Мы подошли к этой войне со стороны только одного из противников. Нам следует вернуться к моменту окончания битвы при Филиппах и последовать за Октавианом в Италию, чтобы описать события, происходившие там в течение десяти лет, которые предшествовали последнему сражению Гражданской войны. Тем более, что мы должны внимательнее присмотреться к будущему победителю, поскольку ему предстоит под именем императора Августа открыть новую эпоху Римской истории.
Итак, Октавиан повел в Италию войско, состоявшее по преимуществу из ветеранов обоих полководцев, отслуживших свой срок. Их надлежало уволить и наделить землей. Как я упоминал, государственных земель у римлян уже не было. Оставалась только одна возможность — «выселить Италию», как образно выразился Антоний в своей речи перед малоазиатскими эллинами. В свое время так поступил Сулла. Октавиан обдумывал, кого принести в жертву. Он наметил шестнадцать небольших италийских городов, населенных землепашцами и землевладельцами, чьи участки находились в ближайшей окрестности. А также большое число крупных имений аристократов и всадников из числа бывших активных сторонников Помпея или тех, кто был хоть как-то связан с убийцами Юлия Цезаря. Не только их земли, но и скот, дома, хозяйственный инвентарь — все подлежало конфискации.
Однако, как оказалось, выбор был уже сделан. Вот что пишет по этому поводу
«При составлении списков войска для поселения в колониях и при раздаче ему земель у Цезаря возникли затруднения. Солдаты просили дать им те города, которые, как лучшие, были ими выбраны еще до войны. Города же требовали, чтобы колонии были распределены по всей Италии или чтобы они получили наделы в других городах, а за землю требовали платы с получающих ее в дар. А денег не было. Тогда все обиженные, молодежь, старики, женщины с детьми, стали стекаться в Рим. Сходясь группами на форуме или в храмах, они с плачем говорили, что, не совершив никакого преступления, они, жители Италии, изгоняются со своих земель и от своих очагов, словно они проживали во вражеской стране. Слыша это, римляне негодовали и скорбели вместе с ними, так как понимали, что война велась не ради пользы Рима, а в интересах правителей, желавших произвести государственный переворот. Награды раздавались и колонии учреждались для того, чтобы более уже не возрождалась демократия, так как устраивались для правителей поселения наемников, готовых на все, чего бы от них ни потребовали...» (Аппиан. Гражданские войны. V, 12)
Распределяли землю высшие офицеры Октавиана. Участки нарезали небольшие. Например, известно, что «именьице» поэта Вергилия (он сам так его называл) было поделено на шестьдесят участков. Новые поселенцы вели себя агрессивно:
«...солдаты, — продолжает Аппиан, — стали нагло нападать на соседей, забирать себе больше, чем им было предоставлено, стали выбирать наилучшее. Не остановили солдат ни упреки Цезаря, ни его многочисленные новые подарки: к правителям, нуждавшимся в солдатах как опоре своей власти, солдаты относились с пренебрежением». (Там же)
Стараясь представить себя поборником справедливости, Октавиан выслушивал жалобы и кое-кого освобождал от конфискации. Так, например, он изъял из раздела земли сенаторов и земли, полученные женщинами в приданое. Эти изъятия, однако, так возмутили алчных отставников, что дело дошло до избиения друзей и охраны Октавиана. Еще немного — и они подняли бы руку на своего полководца. Пришлось взамен внести в списки для выселения родственников тех, кто пал в сражениях против цезарианцев (оставшиеся в живых служили теперь в войске триумвиров). Войсковые командиры Октавиана, собравшись, решили, что наделять землей надо только тех, кто был в бою под Филиппами. Власть в Италии фактически перешла к солдатам. Не преданным своему императору ветеранам Юлия Цезаря, а жадным и буйным наемникам. Степень бессилия и зависимости Октавиана от его солдатни прекрасно иллюстрирует следующий эпизод, рассказанный тем же Аппианом:
«Созванные в это время на Марсово поле для очередного наделения землею солдаты поспешили прийти еще ночью и сердились, что Цезарь медлит своим приходом к ним. Центурион Нонний стал смело порицать их, напоминал им о положении подчиненных по отношению к властвующему... Солдаты стали поносить его и кидать в него камнями, а когда он бросился бежать, начали его преследовать. Он прыгнул в реку. Они его вытащили, убили и труп бросили на дорогу, по которой должен был пройти Цезарь... Увидев труп Нонния, он отошел в сторону и упрекал за убийство солдат так, как если бы оно было делом рук немногих, убеждал их в будущем быть осторожнее. Затем произвел раздачу земель, предложил, чтобы за наградами приходили те, кто их достоин, и дал подарки также и некоторым не заслужившим их, сверх их ожиданий». (Там же, V, 16)
Добиваясь завершения раздела земель, солдаты оставались в Риме. Шло время. Естественно, что они занялись грабежом населения. Положение усугублялось острой нехваткой продовольствия в городе. Чуть позже я расскажу о появлении на италийской сцене младшего сына Помпея, Секста, и о его враждебных Цезарю действиях. Пока же лишь упомяну, что он блокировал своим флотом доставку в Италию хлеба из Сицилии, Африки и с Востока.
«А голод в это время терзал Рим: по морю ничего не доставлялось римлянам из-за Помпея. В самой Италии вследствие войн прекратились земледельческие работы. Если же что и произрастало, то шло для войска. Целые толпы занимались в городе по ночам грабежом. Делалось все это безнаказанно. Молва приписывала грабежи солдатам. А народ закрыл свои мастерские и не хотел знать никаких властей: в обедневшем и разграбленном городе не было, казалось, нужды ни в ремеслах, ни в магистратах», (там же, V, 18)