Римская история в лицах
Шрифт:
Итак, Новый Карфаген Сципиону удалось взять, как говорится, с ходу. Город солдаты, разумеется, порядком пограбили, но насилия над его жителями Публий не допустил. Граждан он отослал по домам, призвав их стать друзьями римлян. Рабов-ремесленников объявил собственностью Рима и обещал, что если они проявят усердие, то после победы над Карфагеном получат свободу. Других рабов на тех же условиях он посадил на захваченные у противника корабли.
Но особо важное значение Сципион придавал процедуре освобождения испанских заложников. По свидетельству Полибия:
«...Публий приказал позвать заложников, всего триста человек с лишним. Детей
И наконец, что тоже немаловажно для суждения об облике молодого римского полководца:
«Публий передал квесторам все деньги, какие взяты были у карфагенян из государственной казны, а их было более шестисот талантов». (Там же. X, 19)
«Передал квесторам» означает — полностью отдал государству. Вспомним эту деталь в конце главы, где речь пойдет о последних годах жизни Сципиона.
И еще одна, прямо-таки идиллическая история. Может быть, вымышленная, но точно характеризующая восхищение, каким был окружен облик Публия Сципиона в глазах римлян последующих эпох:
«В это время, — рассказывает все тот же Полибий, — несколько римских солдат повстречали девушку, между всеми женщинами выдававшуюся юностью и красотой. Зная слабость Публия к женщинам, солдаты привели девушку к нему и предложили ее в дар. Пораженный и восхищенный красотою, Публий, однако, объявил, что для него как для частного человека, но не военачальника, не могло бы быть дара более приятного... Солдатам он выразил благодарность и велел позвать отца девушки, которому тут же передал ее и посоветовал выдать замуж за кого-либо из своих сограждан. Этим поступком Публий доказал умение владеть собой и воздерживаться, чем снискал себе большое расположение со стороны покоренного народа». (Там же).
А он был молод, и испанка, надо полагать, была исключительно хороша собой!
Молниеносное взятие Нового Карфагена принесло Сципиону великую славу, но послан в Испанию он был не за этим. Гасдрубал готовился к походу в Италию на выручку брата, и Сципион должен был этому помешать. Не то чтобы он забыл о своей миссии или пренебрег ею. Но время было упущено, пришлось пережидать зиму. И когда весной следующего, 208 года Публию удалось навязать сражение Гасдрубалу, тот был настолько готов к своей экспедиции, что, пожертвовав арьергардом, оторвался от противника и беспрепятственно ушел на север, к Пиренеям.
Эта оплошность, как мы уже знаем, могла стоить Риму очень дорого, но... боги милостивы, в Италии все обошлось, а победителей не судят. Да и судить можно было бы только тогда, когда Гасдрубал появился бы в Италии. А пока что была опять победа, и опять всех пленных испанцев из карфагенского войска Сципион без выкупа отпустил на свободу. Восхищенные аборигены, с которыми карфагеняне обращались довольно жестоко, тут же провозглашают Публия царем, но...
«Сципион приказал глашатаю водворить тишину и сказал,
Гасдрубал ушел за Пиренеи, и Сципион начал воевать с двумя оставшимися в Испании карфагенскими армиями: Магона и второго Гасдрубала, сына Гисгона. Войско Публия втрое уступало по численности армиям его противников, но было лучше подготовлено. В мелких стычках Сципион, как правило, одерживал верх, и так продолжалось около двух лет. Но в 206 году, в решительном сражении, когда противнику удалось собрать все свои силы, римлянам пришлось туго — они было дрогнули. Исход боя спасла отчаянная, на этот раз уже безоглядная храбрость самого командующего. Вот как описывает Аппиан этот эпизод:
«...пехота вследствие численного превосходства карфагенян была в тяжелом положении и в течение всего дня она терпела поражение. Хотя Сципион объезжал их и убеждал, дело не менялось до тех пор, пока он, передав своего коня сопровождающему его рабу и взяв щит у кого-то из воинов, не бросился, как был, один, в середину между врагами с криком: «Помогайте, римляне, вашему Сципиону, находящемуся в опасности!» Тогда те, которые, стоя близко, увидали, какой опасности он подвергается, а стоявшие далеко услыхали об этом, все вместе под влиянием стыда и в страхе за своего вождя бросились на врагов с криком «ура» («алала») и великим напором, которого карфагеняне не выдержали и отступили...» (Аппиан. Римская История. VI, 27)
Сципион преследует и окончательно разбивает своих противников. Война в Испании заканчивается. Между прочим, ее конец отмечен забавным эпизодом. Имея в виду будущую экспедицию к Карфагену, Сципион переправляется через Гибралтар и является с предложением дружбы и союза к мавретанскому царю Сифаку. Туда же и в то же самое время прибывает из Испании Гасдрубал. Из рассказа Тита Ливия о встрече «на нейтральной земле» двух вчерашних противников открывается новая, я бы сказал, неожиданная в свете расхожих представлений о грубости римлян, сторона личности нашего героя. Сифак...
«...пригласил обоих и, так как судьбе было угодно свести их под одним кровом, у одного очага, попытался втянуть их в разговор, которым разрешилась бы их вражда. Сципион заявил, что у него нет никакой личной ненависти к Пунийцу, чтобы о ней говорить, а вести с неприятелем переговоры о делах государственных он без повеления сената не может. Тогда царь стал уговаривать Сципиона хотя бы отобедать у него вместе с другим гостем, чтобы не показалось, что кто-то не допущен к столу. Сципион согласился; они вместе обедали у царя — Сципион и Гасдрубал — и даже возлежали на одном ложе, как того хотелось царю. Так обходителен был Сципион, так непринужденно вел беседу, что расположил к себе не только Сифака, варвара, незнакомого с римской воспитанностью, но и злейшего своего врага. Гасдрубал говорил, что при личной встрече Сципион еще сильнее изумил его, чем на поле боя. Пуниец не сомневался, что Сифак и его царство уже склонены под власть римлян — Сципион так умел располагать к себе людей!» (Тит Ливий. История Рима. Т. 2, XXVIII, 18)