Римская история в лицах

Остерман Лев

Этого, слава Богу, не случилось, но Цицерону пришлось спешно покинуть Рим. Два года он провел в Греции, где занимался философией и совершенствовал свое ораторское искусство. Вернулся уже после смерти Суллы. Женился на Теренции — богатой и знатной римлянке.

Спустя три года Цицерон был избран квестором и направлен в подвластную Риму Сицилию. Эта провинция уже более века снабжала римлян хлебом. «Командировка» была ответственной — год выдался голодный. Последуем и мы за Цицероном. Не столько для того, чтобы проследить за его действиями, сколько чтобы посмотреть как он себя чувствует, впервые ступив на стезю государственной службы. О чем он размышляет? К чему готовится? Итак...

...Сицилия. Лето 75-го года. Утро. Безоблачное, ярко-синее небо. По мягкой пыльной дороге, бегущей почти прямо на запад среди уже наливающихся золотом пшеничных полей, не спеша едет запряженная

парой двухколесная повозка с откидным кожаным верхом. В Италии их называют «карцентум». Лошадьми правит молодой еще человек, одетый в светлую, тонкого сукна тунику с короткими рукавами. Редкие в этот час встречные сицилийцы — рабы или мелкие торговцы — уступая дорогу, с почтительным любопытством разглядывают его задумчивое и очень характерное лицо: большой, тонкий, благородный, орлиной формы нос, глубоко сидящие глаза, округлый, не тяжелый, но сильно выдвинутый вперед подбородок, открытый, высокий и выпуклый лоб. Хорошие лошади, нарядная коляска, а главное — строгая, прямая осанка и гордая посадка головы. Это — римлянин. Быть может, римский квестор, о приезде которого поговаривают в округе. Но почему тогда он правит сам и едет без охраны? Впрочем, после жестокого подавления последнего восстания рабов, тому уже двадцать лет назад, на дорогах Сицилии спокойно...

Да, наместник предлагал охрану. Цицерон мягко, но категорически отказался. Куда лучше разбираться в обстановке самому, без соглядатаев и советчиков, которых, к тому же, будут опасаться люди на местах. Кроме того, ему хотелось побыть одному, отдохнуть от столичной суеты и поразмышлять. Поручение сената — лестно. Справиться с ним — значит сделать первый успешный шаг к славе. В Риме ожидают заметного увеличения поставок хлеба из Сицилии.

Наместник встретил его вежливо и настороженно. Похоже, что он не из худших, но, как и все, озабочен в первую очередь собственным обогащением. Впрочем, делать выводы еще рано. Он здесь совсем недавно. Хотя успел заметить много несправедливого. Вчера отстранил от должности корыстного чиновника, обиравшего горожан. Сейчас едет в другой город, где, скорее всего, застанет такую же картину. Конечно же, виноват наместник: и тем, что все отдал на откуп чиновникам, и тем, что сам подает пример мздоимства. И почему такая страсть к наживе? Эти люди роняют величие Рима. Неужели они не понимают, что счастье совсем не в этом? А в чем? Ради чего и как надо жить?..

В ранней молодости он отвечал себе просто — ради славы! А в чем слава? Подлинная, непреходящая? Сейчас ему уже тридцать один год. Хочется обдумать все глубже. Два года в Греции прошли в оживленных спорах, обсуждениях учений знаменитых философов. С одними он соглашался, других отвергал, но времени для углубленного размышления, для сосредоточенного ухода в свое, сокровенное, все как-то не хватало. Собственное понимание смысла и цели жизни еще не вполне сложилось — отдельные мысли бродят пока разрозненно. Сейчас эти долгие переезды между бескрайних полей, в виду голубых гор на горизонте, так счастливо располагают к спокойному раздумью! Простор проникает в душу голова ясная, мысли логично следуют друг за другом... Да, конечно, Эпикур в главном прав: смысл жизни человека — в радости, наслаждении. Не суетливом, жадном и чувственном, а возвышенном, духовном. В наслаждении красотой, вообще всем прекрасным. Но не в отстраненном, пассивном наслаждении. Здесь он не согласен. Нравственно-прекрасное — вот источник наивысшего наслаждения. А оно проявляется в поступках и взаимоотношениях людей. И для меня прежде всего в моих собственных поступках!

Но что отнести к нравственно-прекрасному? Можно ли перечислить? Ну, конечно же, познание истины. Беспредельный полет мысли. Какое счастье, что удалось на заброшенном кладбище у ворот Сиракуз отыскать могилу Архимеда! Он определил ее по шару и цилиндру на надгробии. Но если бы не знакомое стихотворение, которое удалось прочитать, очистив поверхность наполовину ушедшего в землю камня, то он бы сомневался... Не отвлекаться! Нравственно-прекрасное?.. Так. Познание истины! Что еще? Служение обществу, верность своим обязанностям по отношению к другим людям, к Государству, воздаяние каждому по его истинным заслугам? Да, так! Ну, а величие духа, подвиг, слава? Без сомнения. Но слава подлинная! Не тщеславие. А это означает еще и достоинство, и подобающую истинно великому мужу воздержанность. Итак: познание истины, общественное служение, подлинная слава и мудрая умеренность. Пока хватит! А какой же из этих четырех источников радости поставить на первое место? Какому отдать предпочтение, если они вдруг окажутся несовместимыми? Так может случиться? Почему

нет? Допустим, я занят познанием природы вещей и даже думаю, что вот-вот сумею сосчитать звезды и измерить вселенную. И вдруг я узнаю, что отечеству грозит опасность, а я могу что-то сделать для его спасения. И даже не отечеству, а отцу или другу. Разве я не оставлю свои занятия, как бы прекрасны они ни были, и не приду на помощь? Конечно, оставлю! Несомненно: на первое место мы поставим общественное служение...

...Ровной, неспешной рысью бегут кони. Мерно покачивается коляска. Верх ее откинут, утреннее солнце еще не печет, легкий ветерок приятно освежает лицо. Вспомнился процесс Росция. И огромная радость, когда суд объявил свое решение. Это ведь было не только спасение славного юноши, но и призыв к римлянам поднять голову, очнуться от страха. Можно ли это назвать служением обществу? Можно! А разве ему самому не было страшно? Еще как! Пять лет уже прошло. Три года, как умер Сулла. Жуткое все-таки было время...

Общественное служение... А в нем что главное? Конечно, справедливость! Но еще и доброжелательность, доброта и щедрость. Без них — холод и бездушие. В чем справедливость? Никому не делать вреда, если только тебя не спровоцировали противозаконней. И ни в коем случае не позволять себе присваивать и даже пользоваться общественной собственностью как своей личной.

А в чем доброта, щедрость? Помочь тому, кто нуждается. Деньгами? Иногда и деньгами, но лучше делами. Первое легче, особенно для человека состоятельного, но второе — лучше и более достойно прославленного гражданина. Доброта, выражающаяся в труде и деятельности, прекраснее в нравственном отношении. И может принести пользу сразу многим...

Начальная школа доброты — благодарность! Оказать ли благодеяние кому-то, можно решать в зависимости от обстоятельств, но не воздать за благодеяние не дозволено честному мужу...

...Между тем окрестный ландшафт меняется. По обе стороны дороги все чаще появляются мягко очерченные холмы с разбросанными по их склонам рощицами и фруктовыми садами. Показались и другие дороги, сходящиеся все в одном направлении. На них видны влекомые волами прочные телеги с низкими сплошными колесами без спиц. Это значит, что город уже близко.

Теперь третье нравственно-прекрасное начало — величие духа, слава. Оно безусловно? Может быть сведено к выдающемуся личному мужеству, несравненной храбрости? Нет, конечно! Величие духа — в сочетании доблести и великой цели. Если душевный подъем, какой бывает виден в опасностях и трудах, чужд справедливости и борется не за общее благополучие, а только ради собственной выгоды, то назовем ли мы его прекрасным?

Наконец, воздержанность. Можно ли ее поставить в один ряд со служением обществу, поисками истины и величием духа? Да, можно! Ибо без обуздания низменных инстинктов человек не может достигнуть подлинной высоты ни в чем. Если мы рассмотрим, в чем заключается превосходство и достоинство человеческой природы, то поймем, как позорно погрязнуть в разврате, жить роскошно и изнеженно, но как прекрасно жить воздержанно, строго и трезво... Сколь немногие, однако, сегодня ценят воздержанность, сколь умножаются излишества и распущенность! Законы против роскоши? Не раз уже они доказывали свое бессилие. Не запреты, а общественное мнение, общий нравственный уровень! Особенно личный пример лучших людей — наиболее уважаемых и заслуженных, которые у всех на виду. А законы должны основываться на самой природе человеческой души, сходной у подавляющего большинства людей. Какой народ не ценит приветливости, благожелательности, сердечной доброты и способности помнить оказанные благодеяния? Какой народ не презирает, не ненавидит надменных, злокозненных, жестоких и неблагодарных людей? Мы по природе своей, если не отказываемся от нее и не ожесточаемся, склонны любить людей. Это и есть единственная основа права...

Любезный читатель, не торопись упрекать автора за необузданную фантазию. Все изложенные только что мысли ты можешь найти в опубликованных трудах Цицерона, особенно в его последнем трактате «Об обязанностях» (например: Цицерон «Об обязанностях» Кн. 1. V, 15; VII, 20; XV, 47; XVIII, 61; XXX, 106; XLIII, 154; Кн. 2. XV, 52, 54. А также «О законах» Кн. 1. XI, 32; XV, 42), адресованном сыну в качестве духовного завещания. Правда, трактат этот был написан в 45-м году и в перенесении размышлений автора на тридцать лет вперед есть определенный произвол. Но и в 75-м году Цицерон уже далеко не юноша. Понимание смысла жизни и ее подлинных ценностей у него уже сложилось или складывается. Согласись или спорь, любезный читатель, но ознакомься с более ранними сочинениями Цицерона, его речами, а главное — с его поступками...