Римская карусель

Дельта Марк

– Надеюсь, других орбинавтов не существует!
– вырвалось у Кассии.

– Почему?
– удивился Александр.
– Если в них развито сострадание к людям, то хорошо бы, чтобы орбинавтов было побольше.

– Я не знаю, какой смысл ты вкладываешь в слово "сострадание", - сухо сказала Кассия, - но большинство людей его не заслуживают. В лучшем случае к ним можно испытывать брезгливую жалость.

– Брезгливую жалость к чуду жизни и разума?!
– Александру становилось иногда трудно сдерживать свои чувства, хотя он понимал, что у Кассии не было никакой возможности воспитывать в себе привычку к состраданию.

Учения Воина-Ибера она не знала, наставников, вроде Клеомена, у нее не было. Где же она могла взращивать это качество? В амфитеатрах, развлекаясь зрелищем гладиаторских сражений или травли диких зверей?

– Не горячись, мой актер, - голос Кассии снова стал теплым, и Александр, как всегда, сразу же подпал под очарование своей спутницы и расслабился.
– Скажи мне другое: много ли ты книг прочитал за свою пока недлинную жизнь?

– Только то, что приходилось изучать в школе, - смутился Александр.
– И, конечно, пьесы, которые мы ставим. Но Клеомен и Кальпурния рассказывают мне много интересного.

– Когда-нибудь ты неизбежно захочешь читать книги, - предсказала Кассия.
– Потому что все на свете надоедает, даже при нашей с тобой жажде жизни. И тогда возникает желание на несколько месяцев, а то и лет, уединиться, ни с кем не видеться, не ходить на форум, не участвовать в пирах, не интересоваться зрелищами. Только читать, поглощая накопленную человечеством мудрость.

– Ты ведь не очень уважаешь людей, - удивился Александр.

– Некоторых уважаю, - уточнила Кассия.
– Определенных ученых, философов, писателей, поэтов. Их мало в любом поколении. Но за бесчисленные столетия они успели создать немало ценного. Без их мудрости и изобретательности не было бы ни фонтанов, ни садов, ни вообще всего этого.

Она обвела рукой, показывая окружающие их шары, конусы и фигуры зверей, образованные подстриженными кустами самшита и ветвями деревьев.

Сад был не единственным их излюбленным местом прогулок. По вечерам, когда в траве зажигались светлячки, они спускались к Бетису. Иногда за небольшую плату брали лодку у лодочника. В темное время дня ходить по городу было бы небезопасно, если бы они не знали, что где-то рядом всегда присутствует отряд преданных Кассии вооруженных слуг.

Сидя в лодке и глядя, как Александр управляется с веслами, слушая плеск волн, Кассия вспоминала слова Лонгина: "Ты знаешь, сколь краток век любого человека. И поэтому сама не позволяешь себе привязаться к кому-либо. Так ты защищаешься от страдания".

Другой берег реки был покрыт масличной рощей. По рубленной листве олив пробегали волны ветра. Мимо сидящих в лодке людей плыли деревья и холмы. Под ними в тихо плещущей воде вздрагивали звезды.

Кассия думала о том, что век странного, ни к чему ценному не стремящегося орбинавта Александра, может оказаться отнюдь не кратким. И ей опять пришла в голову мысль, что в этот раз она может позволить себе более длительную, чем обычно, привязанность к мужчине.

Спустя час они стояли на берегу, и Александр показывал, как разговаривает наместник провинции, как выпячивает нижнюю губу императорский посланник Тетрик, как ходит мускулистый гигант Дигон, как щурится и поднимает уголок рта Кассия, как пугается индюк, как рычит дрессированный песик, носящий имя последнего римского царя Тарквиния Гордого. Он даже передразнил собственное движение,

отбросив рывком головы прядь со лба.

Кассия хохотала так, что у нее закололо в животе. Затем, глядя на Александра пьяными от смеха глазами, она вынула все заколки и распустила волосы. Они целовались, и ветер, долетевший через реку из масличной рощи, перемешивал ее рыжие и его каштановые кудри.

– Почему у тебя греческое имя?
– спросила Кассия, переводя дыхание.
– Ты грек?

– Кого только не было среди моих предков, - ответил юноша.
– Были и иберы, и греки, и первые италийские колонисты. Греческие имена в Бетике вообще в ходу. Мое полное имя - Тит Семпроний Александр. Личное и фамильное имена я получил от приемного отца.

Подумав, он добавил:

– К тому же актеры любят звучные запоминающиеся имена.

– Какие еще имена бывают у актеров?
– пожелала узнать Кассия.

– Лаодика, - сказал Александр.
– Дафна. Хлоя, Алкиной. Очень звучно, не так ли?

– Кто такие Хлоя и Алкиной?
– спросила Кассия, уловив задумчивую паузу, сделанную ее собеседником перед тем, как он произнес эти имена.

Александр хотел было рассказать ей о брате, но почувствовал, что тема доставляет ему слишком много боли. Всякий раз, вспоминая Алкиноя, он до сих пор чувствовал себя человеком, подходящим к зеркалу и не находящим там своего отражения.

– Так, - произнес Александр неопределенно.
– Бывшие актеры.

***

– Зачем разжигать летом жаровню?
– недовольно спросил Алкиной.

– Тихо, - шикнула на него Хлоя.
– Разбудишь Амвросия.

Она вышла из комнаты, чтобы попросить огня у соседей. Солнце уже заходило, и разжигать огонь с помощью собирающего лучи кристалла было поздно. Алкиной ждал жену, присматривая за спящим ребенком и опасаясь, что, если Хлоя замешкается, он опять не успеет вовремя дойти до складов Кирилла, где работал сторожем. Хозяин уже однажды сделал ему замечание из-за опоздания.

Хлоя вернулась с горящей лучиной и принялась махать ладонью, пытаясь разжечь угли в жаровне.

– Осторожно, - в сердцах произнес Алкиной, - во всем доме перегородки деревянные! Не хватало еще, чтобы искра попала на древесину.

Хлоя резко выпрямилась.

– Как же, по-твоему, я согрею похлебку для мальчика?
– спросила она, сверкнув глазами.
– Вместо того, чтобы постоянно брюзжать, лучше бы начал наконец зарабатывать достаточно денег, чтобы мы могли снять комнату на первом этаже, где есть очаг! А еще лучше - купить собственный дом.

– Я делаю все, что могу, - сухо проговорил Алкиной, направляясь к выходу.
– Не надо думать только о мамоне. Ты же христианка. Постыдись!

– А о чем же мне думать?!
– повысила голос Хлоя.
– О душе?! Что-то я не заметила, чтобы христианские заповеди мешали твоему пресвитеру богатеть с каждым годом! А что ты скажешь о таких христианах, как Вителлий и Титиан? Один торгует дровами, другой стрижет овец и продает шерсть половине Бетики. Да и твой хозяин, Кирилл, тоже, кажется не чурается сестерций и денариев, хоть и христианин! Почему бы и тебе не заняться каким-нибудь настоящим делом? Разве это занятия для свободнорожденного мужчины: разносить амфоры с оливковым маслом или сторожить склады?