Римская карусель
Шрифт:
Амвросий, увидев отца, потянулся к нему. Алкиной наклонился над телегой и взял сына на руки. Мальчик обнял его и вдруг отчетливо спросил:
– Мама?
Вертя головой, ребенок смотрел по сторонам, повторял это слово - "Мама? Мама!" - и вырывался из рук отца.
"Хлоя, - лихорадочно думал Алкиной.
– Ты так ждала того мгновения, когда наш сын заговорит. Он сделал это сегодня. Он позвал тебя в день, когда тебя не стало!".
Надо было как можно скорее бежать в дом, где жили актеры, разбудить Александра, рассказать ему о случившемся. Брат может помочь. Брат-близнец с ним одно целое. Он почти
Попросив Геллу взять с собой Амвросия и присмотреть за ним, Алкиной отдал ей плачущего мальчика и бросился бежать со всех ног. В голове его стучало: "Брат поможет, брат спасет Хлою!".
Но, миновав с десяток улиц, Алкиной вспомнил слова, которые сам же некогда говорил Александру. Обращать время вспять - подобный дар, нарушающий установленный Господом порядок вещей, мог исходить только от сатаны! Алкиной увидел упитанное лицо Иринея, которое становилось таким вдохновенным, когда тот произносил проповеди. Пресвитер в воображении молодого вдовца сурово порицал Алкиноя, усомнившегося в вере и побежавшего к колдуну вместо того, чтобы уповать на Спасителя и со смирением принять Божественный промысел.
Пристыдив себя, Алкиной побрел совсем в другую сторону. Через час он добрался до большого дома пресвитера, где тот разместил на одну ночь погорельцев и отправил рабов за трупами погибших христиан.
Утром их похоронили во дворе здания, где собиралась община. Пресвитер Ириней обратился к прихожанам с призывом собрать пожертвования для оказания помощи пострадавшим от пожара.
В течение дня Алкиной несколько раз боролся с чудовищным чувством вины из-за того, что не воспользовался возможностью спасти жену, и сильнейшим искушением немедленно броситься на поиски Александра. Ему каждый раз удавалось преодолеть этот соблазн, но постоянная борьба с собой изматывала его. Скорбь по любимой сменялась твердой решимостью прибегнуть к помощи брата, а она, в свою очередь, уступала место очередному приливу благочестия.
В середине дня Алкиной вдруг вспомнил, что брат не может менять события, после которых прошло больше какой-то части суток. Он точно не помнил, о каком промежутке времени шла речь. Борьба с собой стала особенно тяжелой, так как Алкиной понимал, что всякое промедление чревато потерей последней возможности спасти жену.
К вечеру он был так измотан, что в нем даже на время притупилось осознание случившегося несчастья. Алкиной отправился на склад, где сообщил Кириллу, уже знавшем о пожаре, что пребывает в трауре в связи с потерей жены и работать не может. Кирилл согласился придержать за ним место, но не дольше, чем на две недели.
Поколебавшись между идеей оставить ребенка у Лаодики с Семпронием и предложением одной семьи из общины, чтобы Амвросий до его возвращения пожил у них, Алкиной мысленно спросил себя, какое бы решение одобрил пресвитер Ириней, и оставил ребенка у единомышленников.
После этого прошла еще одна ночь в доме пресвитера. Наутро Алкиной уже знал точно: возможности спасти Хлою уже не существует. Он так и не вспомнил, события какой давности мог менять Александр, но точно знал, что
Неся в мешочке заработанные для семьи деньги, а в душе вину и перед женой, и перед Спасителем, больше не зная, во что он верит, Алкиной покинул Кордубу, направившись на запад, ибо ему было все равно, куда нести воцарившийся в душе аид.
***
Кассия, прислонившись к перилам, которыми была огорожена палуба императорской галеры "Киприда", мучительно размышляла, не замечая ни раскинувшегося вокруг нее бесконечной изумрудно-голубой морской глади, ни пенящейся внизу темной воды, в которую через равные интервалы времени погружались два ряда коричневых весел.
Ссора с Александром настолько лишила Кассию самообладания, что она яростно отхлестала сегодня Дигона по щекам за то, что тот недостаточно прытко прибежал на ее зов. Никогда прежде она даже не повышала голоса на своих рабов, ибо эти головорезы, знавшие ее пугающую интуицию и видевшие ее в самых опасных потасовках, подчинялись ей беспрекословно. Сорвав гнев на мускулистом великане, Кассия добавила, что в случае еще одной провинности отошлет его на галеры или обратно в гладиаторскую школу. И взглянула на Дигона так, что тот изменился в лице от страха.
Кассии казалось, будто внутри ее груди что-то дрожит и раскаляется. Она не могла простить себе, что открыла душу перед совершенно чужим человеком, приняв за верного друга того, кто теперь наверняка стал ее смертельным врагом. Она, с ее знанием людей и двухвековым опытом, решила, что этот безродный актер никогда ее не предаст! Но предательством было первое, что он сделал, когда она обратилась к нему за поддержкой!
Над головой хлопал огромный парус, а в душе Кассии рвались какие-то давно забытые струны. Такой беспомощной она не чувствовала себя со времени смерти отца.
Как же могла она поверить в этого шута?! Как могла рассказать ему то, о чем не должна была знать ни одна живая душа! Это было непостижимо...
Да, сейчас он пока не стремится к власти, потому что все еще, даже после открытия великого дара, остается в душе презренным мимом. Но со временем он непременно войдет во вкус восхитительной безнаказанности орбинавта (пора забыть это дурацкое слово, придуманное женой декуриона, одной из так называемых "кентавров"!). С годами научится наслаждаться властью над временем и обстоятельствами. Он уже сейчас управляет событиями и людьми, только делает это по каким-то пустяковым поводам: например, для того, чтобы уберечь от порезов жалкую танцовщицу. Однако его аппетиты будут расти, и когда-нибудь он станет препятствием на пути Кассии к тому, ради чего ее избрало неведомое божество.
Если он не союзник Кассии, знание ее планов превращает его во врага!
Но почему, во имя всех обитателей Олимпа, Тайное Божество вдохнуло этот дар в невежественного и безродного актера?!
"Кентавры" тоже не давали Кассии покоя. С ними необходимо было расправиться, и чем скорее - тем лучше. Если бы не предстоящие элевсинские мистерии, Кассии следовало бы направиться прямо в Рим и там сразу же пустить в ход все свои связи, чтобы укоротить руки кордубского декуриона и его сотоварищей по тайному кружку.