Римская карусель
Шрифт:
– Сам посчитаешь, - засмеялась женщина. Она прильнула к нему, и их дыхания снова смешались.
– Тебе-то самому сколько лет?
– Скоро будет двадцать четыре.
– Значит, ты еще не знаешь, что такое вкус столетий на губах.
Кассия провела пальцем по его нижней губе.
– Девочкой я была слабой и хилой, - вспомнила она вдруг.
– Постоянно болела. Не любила участвовать в гимнастических упражнениях и играх в палестре. Отец меня жалел и разрешал, когда об этом не знала мать, сидеть в перистиле и размышлять о треугольниках и кругах, вместо того, чтобы состязаться
– В тебе все исключительное!
– воскликнул Александр, начиная понимать, какой переворот произвели его рассказы в уме этой женщины.
– Пусть я не единственный в мире орбинавт, - продолжала Кассия, пробуя на вкус непривычное слово, напоминавшее древних искателей золотого руна.
– Пусть нас двое или даже больше. Но это вовсе не делает нас обычными людьми. Возможно, мы - раса полубогов. Я не верю, что каждый может стать таким же.
Александр ничего не ответил. Он не был согласен с Кассией, но не хотел огорчать ее.
– Из твоих слов следует, что, если орбинавт перестанет воздействовать на явь, то его тело снова начнет стареть, - предположила Кассия.
– Клеомен утверждает, что так оно и есть.
– И сколько времени должно пройти, чтобы эти признаки старения стали заметны?
– Не знаю, - улыбнулся Александр.
– Не хочешь ли попробовать?
– Не особенно, - прошептала Кассия после мгновенного раздумья.
Утомленные любовными сражениями, они перешли в беседку, где несколько дней назад впервые увидели друг друга. Там было безлюдно, и можно было продолжать разговор. Александр поинтересовался, какой глубины ствола достигла Кассия.
"Вот как, оказывается это называется", - подумала она.
Выяснилось, что Кассия уже достигла глубины длительностью в сутки, между тем, как глубина ствола у Александра составляла лишь шестую часть суток. Оба признали, что со временем она растет.
– Когда я начинала, - сказала Кассия, снимая с точеного плеча свисающую с навеса беседки лозу, - я могла достигать глубины лишь в восьмую часть суток. Со временем она выросла, но, достигнув суточной длительности, почему-то остановилась.
– Значит, Воин-Ибер был прав!
– воскликнул Александр.
– В его учении говорится, что глубина ствола не может превышать суток. Причин этого ограничения он, кажется, не знал. Значит, мы не можем влиять на важные исторические события.
– Почему же?
– возразила его собеседница.
– Если ты находишься достаточно близко к участникам таких событий, чтобы повлиять на их поведение, ты вполне можешь изменить дальнейший ход истории.
Она рассказала ему, как, оказавшись в день покушения на Калигулу в театре на Палатине, она способствовала тому, что заговорщикам удалось убить императора.
Александр кивнул, заметив, что такая возможность
– В этом случае, - сказал он, - ты могла узнать о неудачном покушении даже через несколько дней, и даже находясь в другом городе. Ты бы успела вернуться на две-три недели назад в прошлое, отправиться в Рим и способствовать...
Актер запнулся.
– Способствовать убийству, - договорил он, и его передернуло.
– Как неприятно звучит!
Его взгляд упал на дорожку между цветами и фонтаном, где в прошлый раз танцевали на коврике среди мечей две танцовщицы.
– Почему ты хотела, чтобы Дафна поранилась о меч?!
– спросил он, стараясь, чтобы в его голосе звучало больше любопытства, чем порицания.
Кассия не сразу поняла вопрос. Когда он разъяснил, ответила довольно безучастно:
– Я вовсе не желала зла твоей актриске. Все равно потом поменяла бы прошлое так, чтобы с ней ничего дурного не произошло. Просто мне было скучно. Хотелось посмотреть, как поведут себя люди - не только сама танцовщица, но и все остальные, - в необычной ситуации.
Александру мог сказать, что такое поведение, пусть оно и оказалось бы в конечном счете безвредным для Дафны, способствует в самом орбинавте воспитанию неправильных привычек ума. Даже во сне не надо желать тем, кто тебе снится, ничего дурного. Но он промолчал, понимая, насколько Кассия далека от осознания важности сострадания. Он задумался о том, как бы постепенно начать доносить до нее эту истину. У Клеомена и Кальпурнии это получилось бы лучше.
– Может быть, я все же расскажу о тебе "кентаврам"?
– предложил он.
– Мы скоро все собираемся в доме у декуриона. Тебе тоже будет интересно, не только им.
– Ни в коем случае!
– отрезала аристократка.
Александр, уже не в первый раз слыша от нее этот беспрекословный тон, снова почувствовал потребность подчиниться ему.
– Объясни мне, мой орбинавт, - произнесла вдруг Кассия, взяв его рукой за подбородок и поворачивая к себе лицом.
– Ведь ты уже больше двух лет умеешь пользоваться своим даром. Почему ты до сих пор мим? Место мимов - рядом с нищими. Лишь единицам из них удается пробиться наверх. Почему ты кривляешься перед людьми, вместо того, чтобы заставить их кривляться перед тобой? Среди твоих друзей есть декурион. Уж он-то мог бы помочь тебе хотя бы начать какое-то продвижение наверх. Тебе стоит только сказать. Как я понимаю, он должен относиться к тебе с величайшим почтением. Ведь ты - воплощенная мечта многих поколений "хранителей"!
Александр пытался что-то сказать, но Кассия остановила его властным жестом и продолжила:
– Я через два года после обнаружения дара уже купила свой первый дом. Сегодня мне принадлежит множество домов, имений и земельных участков. Заметь, не только в Италии. А в планах у меня намного больше, чем то, что есть сейчас. Ты же, как мне кажется, вообще ни к чему не стремишься. Достойно ли это орбинавта, то есть человека, отмеченного особой милостью богов, такое низкое положение, которое занимаешь сегодня ты?!