Римская сатира
Шрифт:
Вилл накупить, серебра, и рабов, и сосудов из мурры,
Пурпуром ткани из Тира прельстительно вас убеждая.
Выгодно это для них: дороже в пурпуре стряпчий,
Цену дает фиолетовый плащ; им нужно жить с треском,
Жить под личиною средств, превышающих их состоянье;
Но расточительный Рим не знает предела издержкам.
Разве мы верим речам? Ведь никто не доверил бы нынче
140 Двести монет Цицерону, когда бы не перстень блестящий.
Смотрит сначада истец, имеешь ли восемь рабов ты,
Есть ли лектика с тобой, десяток вожатых,
В тогах иль нет. Недаром в чужом выступал сердолике
Павел, ведь этим дороже он стоил Басила с Галлом.
Редко речь бывает красна в убогих лохмотьях.
Басилу разве дадут показать материнские слезы?
Кто б красноречие вынес его? Пускай уже лучше
Галлия примет тебя, чтоб тебе и за речи платили,
Или же Африка — мамка юристов прекрасноречивых.
150 Ты декламации учишь? Какая железная глотка,
Веттий, нужна, чтоб твой класс, наконец, уничтожил тираннов!
Сидя читается речь, а потом то же самое стоя
Ритору класс преподносит, и то же стихами поет он:
Теми же щами совсем убивают наставников бедных.
Что за оттенок да что за причина и корень вопроса,
Далее, где б усмотреть возможные стрелы ответов, —
Всем ведь желательно знать; а платить — никто не желает.
«Платы? Да разве я что изучил?» Иными словами,
Сам виноват ты, учитель, когда у аркадского парня
160 Сердце еще не взыграло, хотя бы он еженедельно
Бедную голову нам забивал «Ганнибалом» ужасным,
Что ни задумал бы он: устремиться ли после сраженья
В Каннах на Рим, или после дождей и гроз осторожно
Войско свое отвести, отсыревшее от непогоды.
Хочешь, побьюсь об заклад — и немедля наличными выдам,
Ежели парня отец столько раз его сможет прослушать.
То же все шесть или больше софистов кричат в один голос
И, побросавши вояк, занимаются подлинным делом:
С них уж довольно отрав да мужей этих неблагодарных
170 Или котлов, что слепым старикам возвращают здоровье.
Ритор в отставку уйдет, коль поступит по нашим советам,
Вступит на пестрый жизненный путь, от школьного мрака
В битву жизни сойдет: у него не погибнут деньжонки.
Раз он достанет себе тессеру [323] на выдачу хлеба.
Это ведь самый высокий доход для ритора. Спросишь,
Учит почем Хрисогон, почем Поллион [324] богатеев,
323
Тессера — жетон на получение дарового хлеба из казенных складов.
324
Хрисогон и Поллион — современные Ювеналу музыканты.
И от досады порвешь весь учебник речей Феодора.
Тысяч шестьсот стоит баня, да портик — еще подороже,
Где господину понежиться в дождик, не дожидаясь
180
(Так-то лучше блестят копыта нарядного мула).
Сзади — столовый зал, на больших нумидийских колоннах [325] ,
Высью своей собирает лучи заходящего солнца.
Сколько за дом? И сколько тому, кто умеет расставить
325
Нумидийские колонны — из нумидийского (алжирского) мрамора.
Кушанья, или тому, кто сладкое к пиру готовит?
Перед лицом этих трат полагают, что пары червонцев
Хватит вполне заплатить хотя бы Квинтилиану.
Сын для отца дешевле всего. «Откуда же столько
Квинтилиан имеет лесов?». Не надо примеров
190 Редкой удачи: кому повезет, тот мудр и прекрасен,
Красноречив; кому повезет — родовит, благороден
И, как сенатор, обут в сапоги с застежками лункой;
Раз повезло — он и великий оратор, искусный стрелок он,
Чудно поет (даже если охрип). Вся разница в том лишь,
Что за светила тебя с материнского лона приемлют,
Слыша твой первый крик рожденного только младенца.
Если захочет Судьба, ты из ритора консулом станешь;
Волею той же Судьбы ты не консул будешь, а ритор.
Хоть бы Вентидий — кто? Кто Туллий? Ими звезда лишь
200 Добрая правит да сила чудесная темного рока;
Рок дает царства рабам, доставляет пленным триумфы.
Впрочем, счастливец такой реже белой вороны бывает.
Многих сомненье берет в их пустой и бесплодной учебе:
Плохо свой кончили век Лисимах, Секунд Карринатский;
Видели вы бедняком [326] , Афины, даже того, кто
С вас не имел ничего, кроме чаши холодной цикуты.
Пусть же, о боги, теням наших предков земля будет легкой,
Пусть благовонный шафран и весна пребывают в их урнах
В честь их желанья, чтоб место отца заступал лишь наставник.
210 Взрослый уже Ахиллес боялся розги, когда он
326
...видели вы бедняком... — Имеется в виду Сократ.
Пенью учился в родимых горах: он не стал бы смеяться
Даже теперь над хвостом кентавра, учителя пенья.
Нынче же ученики колотят Руфа и прочих, —
Руфа, которого все Цицероном — аллоброгом звали.
Кто же Келаду отдаст, Палемону ученому столько,
Сколько грамматика труд заслужил? А из этой
Мелочи (плата у них куда чем у риторов меньше!)
Кой-что откусит себе еще и дядька безмозглый,
Им выдающий, урежет себе. Палемон, уступи же,
220 Платы убыток стерпи, подобно тому торгашу, что