Родная старина
Шрифт:
Я. П. Турлыгин. «Митрополит Филипп обличает Ивана Грозного». XIX в.
– Благочестивый царь, молчание наше умножает грех души твоей и может причинить ей гибель, – сказал в ответ святитель.
Царь в негодовании снова напомнил, что на него восстали люди и ищут ему зла, а Филипп советовал
– Филипп, не прекословь державе нашей, – кричал он, – да не постигнет тебя мой гнев, или сложи с себя свой сан!
– Ни просьб, ни мзды, ни ходатаев не употреблял я, чтобы получить этот сан.
Зачем ты лишил меня пустыни? – смиренно ответил митрополит.
В большом гневе на митрополита царь вышел из церкви. Через несколько времени он явился в Успенский собор. Сам государь и опричники, сопровождавшие его, были в черных монашеских мантиях с высокими шлыками на головах.
Государь приблизился к митрополичьему месту, где стоял Филипп, и просил у него благословения. Святитель смотрел на образ Спасителя и молчал.
– Святой владыка! – сказали бояре. – Благочестивый государь пред тобою и просит твоего благословения.
Тогда святитель взглянул на него и с укоризной произнес:
– Царь благий! Кому поревновал ты, приняв на себя такой вид, изменив свое благолепие? Убойся суда Божия: на других закон ты налагаешь, а сам нарушаешь его. У татар, у язычников есть правда – в одной России нет ее; во всем мире можно встретить милосердие, а в России нет сострадания даже к невинным и правым! Здесь, в храме, мы приносим Богу бескровную жертву за спасение мира; а там, за алтарем, льется безвинно кровь христианская. Ты сам просишь прощения в грехах своих пред Богом; прощай же и других, согрешающих пред тобою!
Царь пришел в страшную ярость.
– Нашу ли волю, Филипп, думаешь изменить? – кричал он в гневе.
Митрополит пробовал возразить, что он скорбит не только о тех, чья мученическая кровь напрасно льется, но и о самом царе и его душевном спасении; но царь ничего не слушал, в сильном гневе махал рукой, грозил митрополиту изгнанием и разными муками.
– Ты противишься, Филипп, нашей державе; посмотрим же на твою твердость! – говорил он в ярости.
– Я – пришелец на земле, – отвечал святитель, – как и отцы мои, и за истину благочестия готов претерпеть и лишение сана, и всякие муки.
Тут же в соборе некоторые из врагов Филиппа, в том числе и Пимен, архиепископ Новгородский, желая в угоду царю унизить всенародного святителя, возвели на него небывалые проступки; но Филипп спокойно изобличил своих обвинителей в гнусной клевете. Враги его потерпели на этот раз полную неудачу.
Царь приказал схватить всех приближенных митрополита; их заключили под стражу, подвергли пыткам, стараясь выведать от них что-либо предосудительного для митрополита, но ничего не допытались. А злым царским советникам и опричникам надо было погубить святителя, чтобы спасти себя; они боялись, чтобы слово его как-нибудь не дошло до сердца царя.
В это время начались в Москве новые дикие бесчинства опричников.
Последнее всенародное объяснение царя с митрополитом произошло 28 июля. Шла митрополичья служба в Новодевичьем монастыре. Тут был государь со своими опричниками. Во время крестного хода по монастырской стене, когда митрополит у святых ворот остановился читать Евангелие, он увидел, обратившись к народу, что один опричник стоит в тафье.
– Чтение слова Божия, – сказал митрополит царю, – следует слушать христианам с непокровенной головой, а эти откуда взяли агарянский обычай предстоять здесь с покрытыми головами?
– Кто такой? – спросил царь и стал в толпе искать глазами виновного. Но опричник уже успел снять тафью.
Тогда государя его приближенные уверили, что митрополит говорит неправду по злобе на опричников, издеваясь над царской властью. Царь вышел из себя от гнева, стал всенародно бранить святителя лжецом, мятежником и злодеем.
После этого случая царь порешил во что бы то ни стало низложить Филиппа; но в Москве высоко чтили его, знали его святую жизнь, и врагам святителя, чтобы хоть сколько-нибудь придать законный вид его низложению, пришлось прибегнуть к клевете. В Москве говорили только о добродетелях его, и потому послано было несколько лиц в Соловки расследовать тамошнюю жизнь бывшего игумена. Ласки, угрозы, подкупы – все было пущено в ход, чтобы найти лжесвидетелей. Хотя и с большим трудом, но удалось наконец навербовать несколько иноков, в том числе даже и игумена Паисия, готовых клеветать на Филиппа. Их привезли в Москву. Немедленно для суда над митрополитом открыт был собор, на котором присутствовал сам государь. Призван был обвиняемый. Выслушаны обвинения, но Филипп и не думал оправдываться; он только обратился к Паисию и кротко заметил:
– Чадо, что сеешь, то и пожнешь!
Затем, обратившись к царю и всему собору, сказал, что не страшится смерти; что лучше умереть невинным мучеником, нежели в сане митрополита безмолвно терпеть ужасы и беззакония. Тут же он положил свой пастырский жезл и начал слагать с себя знаки своего сана: белый клобук, мантию… Это смирение и величественное спокойствие святителя раздражили царя; он приказал Филиппу остановиться, исполнять свои святительские обязанности и ждать судебного приговора.
8 ноября 1568 г., когда Филипп совершал богослужение в соборе и стоял в полном облачении пред алтарем, вдруг вошел в церковь Алексей Басманов, царский любимец, с опричниками. По его приказу прочтен был соборный приговор о низложении митрополита. На глазах народа, пораженного ужасом, совершилось неслыханное дело: опричники кинулись на митрополита, сорвали с него святительское облачение, набросили на него ветхую, изодранную монашескую одежду и с позором метлами выгнали его из церкви. Народ со слезами на глазах бежал следом за ним, когда его везли, посадив на дровни. «Молитесь!» – говорил он народу. Лицо его было светло, и он ласково благословлял людей.