Родник пробивает камни
Шрифт:
— Капелька, помоги лучше Светлане найти Путинцева, — попросил ее Кораблинов.
Капитолина Алексеевна сделала нечто вроде реверанса, кокетливо улыбнулась и почти выбежала из гримерной.
Кораблинов подошел к Брылеву и опустил на его плечо свою большую, тяжелую руку:
— Что скажешь, Корнеюшка?
По лицу Брылева проплыла тень озабоченности и сомнения.
Глядя себе под ноги, он ответил:
— Володя эту роль сыграет сердцем. Только как вот… насчет…
— Насчет чего? — сдвинув брови, перебил его Кораблинов.
— Ну, насчет… диалога
Кораблинов зычно, от души, расхохотался.
В какие-то секунды многое ему вспомнилось: «Метрополь», ресторан «Чайка», проливной дождь и гроза, до нитки вымокший Владимир, занесший над ним свою сильную руку, и слезы Светланы…
— Нет, нет, Корней, придется все повторить… Без этого диалога сценарий рассыпается. Эти кадры будут вершиной драматического конфликта. — Кораблинов печально вздохнул. — Да, вот так-то, мой милый старый друг. В искусстве не может быть фальши.
— Смотри сам. Тебе видней. А то как бы опять…
— Что опять?!
— Как бы вместо конфликта на экране… — Брылев боязливо огляделся по сторонам, — не получился новый конфликт в жизни.
Кораблинов снова расхохотался, обнажив свои ровные зубы.
— Теперь его не получится, Корней. — Он стиснул худые плечи Брылева в своих руках. — Теперь, старина, все на своих местах! Да и мы с тобой давно перебесились.
Вошли Светлана, Капитолина Алексеевна и Владимир.
Брылев подошел к Капитолине Алексеевне и спросил, почему они не пригласили сюда Петра Егоровича и родителей Светланы.
— Они придут минут через десять. Их приведет билетерша партера. Мы уже договорились.
На лице Владимира Кораблинов прочитал недоверие и смятение. Очевидно, Светлана ему успела вкратце передать свой разговор с Кораблиновым, но он еще не до конца понял его значение и важность.
— Здравствуй, Володя, — Кораблинов приблизился к Владимиру и протянул ему руку. — Здравствуй, говорю.
— Здравствуйте, Сергей Стратонович, — пересохшим голосом ответил Владимир. Он и сейчас, спустя несколько лет после их последней встречи в ресторане «Чайка», ощущал на себе могущество и влияние какой-то неукротимой и вместе с тем коварной силы большого художника.
— Вернулся, блудный сын?.. — ворчливо проговорил Кораблинов, разглядывая его с ног до головы. — Возмужал, поматерел!..
— Не блудный, а прогнанный сын, — стараясь через силу улыбаться, ответил Владимир.
— Я надеюсь, Светлана Дмитриевна уже сообщила, зачем я пригласил тебя?
Владимир молчал.
— Да, я ему в общих чертах рассказала и думаю, что он меня понял, — ответила за Владимира Светлана.
— Что же ты молчишь? Ведь это будет главная мужская роль!
Владимир даже побледнел.
— Вряд ли я сейчас смогу играть эту роль…
— Почему? — Кораблинов скрестил на груди свои руки и, пружинисто покачиваясь на носках, в упор рассматривал Владимира.
— Володя?! Ты думаешь, что ты говоришь?! — Ошеломленная таким ответом, Светлана зажала в
Владимир по-прежнему неподвижно стоял посреди гримуборной, еще не до конца поборов внутреннее волнение. Лицо его оставалось бледным. Словно не расслышав упреков Светланы, стараясь выглядеть спокойным, он решительно ответил:
— Недавно я снимался в пробах на главную роль в фильме у Корнеева.
— У Корнеева? — резко переспросил Кораблинов.
— Да.
— И что же?
— Только что Корнеев сообщил мне, что я утвержден в главной роли. Съемки начнутся через две недели.
— Почему ты раньше мне ничего не сказал об этом? — с обидой в голосе спросила Светлана.
— Просто из суеверия.
Кораблинов сел в кресло и, пристально разглядывая Владимира снизу вверх, спросил:
— Значит, ты не можешь сниматься в большой роли в фильме, где будут играть твоя невеста Светлана Каретникова, твой старый друг и учитель Корней Брылев и твой… — Кораблинов сделал паузу, подбирая точные слова, которыми он может сказать о себе. Но его опередил Владимир:
— И мой любимый режиссер, на которого я чуть ли не молился и который вышвырнул меня, как щенка, из студии.
Кораблинов порывисто встал с кресла.
— Ты злопамятен, Володя. А это плохо.
Голос Владимира окреп, бледность на щеках исчезла. Он пришел в себя.
— А где гарантия, что на этот раз вы не выбросите меня за борт?
Кораблинов подошел к Владимиру и положил свою тяжелую руку ему на плечо.
— Если ты до сих пор носишь в душе обиду, то выскажи ее. Будет легче. Знаю по себе.
— Я очень хочу сниматься в вашем фильме. Но…
— Что «но»? И у тебя «но»?!
— Я боюсь вас, — тихо и как-то до кротости искренне проговорил Владимир.
Болезненно морща загорелый лоб, Кораблинов что-то мучительно припоминал. Наконец вспомнил.
— В каком году погиб твой отец?
— В сорок первом.
— Ты помнишь своего отца?
— В день его смерти я еще не родился.
Ход мыслей Кораблинова и его вопросы были никому не понятны. Недоверие и боязнь Владимира, а также растерянность Светланы сделали Брылева еще более настороженным. Капитолина Алексеевна теперь уже смутно понимала происходившее. Несколько раз на лице ее было написано выражение, с которым люди неистово кричат своему собеседнику: «Ты куда, дурачина!.. На тебя сваливается счастье, а ты чего-то раздумываешь, ломаешься, как копеечный пряник…»
И снова рука Кораблинова легла на плечо Владимира.
— Роль студента в «Третьем туре» ты можешь играть и не играть. Это твое дело. Но я прошу тебя, Володя, об одном: поверь, что я всегда любил тебя. Всегда… — Голос Кораблинова дрогнул, и он неожиданно смолк.
— Я слушаю вас, Сергей Стратонович.
— Ты можешь забыть старую обиду?
— Да.
Кораблинов повернулся к Светлане:
— Когда у вас свадьба?
Светлана растерялась. Стыдливо оглядевшись по сторонам, она остановила взгляд на Владимире и, словно получив подтверждение своим мыслям, повернулась к Кораблинову: