Родное гнездо
Шрифт:
* * *
В середине марта в классе появился странный парень — Саша Зорин. Невысокий и жилистый, он ходил в форме, как все, но с первой же встречи чувствовалось: он — иной. Вместо рубашки под пиджак носил белую водолазку. Смотрел обычно в пол или мимо собеседника — непривычно. Но уж если вдруг поднимал глаза, хотелось сразу отвести взгляд. Угольно-черные широкие зрачки будто прожигали тебя насквозь. Разговаривал мало, держался особняком.
Шел восьмидесятый год, и никто еще толком не знал о детях-индиго. Но, оглядываясь в прошлое,
Торик поговорил с ним только раз, но впечатления от этого разговора остались на всю жизнь.
— Физику — дай? Один раз, сегодня, — сказал Зорин, будто через силу выталкивая слова.
— Не сделал или не понял?
Острый угольно-черный взгляд за мгновение обжег собеседника.
— Как тут понять? Я ведь в лесу жил, пенькам богу молился.
У Торика холодок прошел по спине. Слово в слово! Именно так всегда говорила бабушка Маша: «Откуда мне знать? В лесу я жила, пенькам богу молилась». Пулей прошила мысль, что он вообще ничего не знает об этом Саше.
— Дашь или нет? Я жду, — напомнил о себе Зорин.
— На, — неожиданно для себя сказал Торик, который списывать никому не давал, разве что Семену.
Внезапно Зорин перестал писать и снова выстрелил угольками глаз Торику прямо в душу:
— Странный ты. Не такой. И это видит каждый, у кого есть глаза. У тебя все не как у людей. И будет не как у людей. Всегда.
— С чего ты… — начал было Торик, но осекся.
— Ты слушай, слушай. Один раз говорю, а ты слушай, — скороговоркой, похожей на невнятную молитву, зачастил Саша.
Взгляд Зорина слегка смягчился, смазался, он будто смотрел внутрь себя. А голос стал резким, обвиняющим, обнажающим суть вещей:
— Ты не такой. Особенный. Все не как у людей. У отличников сроду все не как у людей. Живут не как люди, а по-своему, по-отличнически. И жену свою ты тоже будешь любить по-своему, по-отличнически, не как все. А потом забудешь, пропадешь, сгинешь в нигде, в никогда… Странно там. Нет. Сначала ты — там, в нигде, потом жена. Тоже не как все, оба такие. А у тебя — свой путь, своя судьба. Судьба ведет тебя. Пусти!
Его никто не держал, но Саша вдруг вскочил и взмахнул руками, точно сдирая невидимую простыню, мешавшую смотреть. Или, наоборот, открывавшую ему что-то незримое?
Торик словно прирос к месту. Он испугался. Этот загадочный монолог оставил гнетущее впечатление. Но ведь все не так! Торик никогда не считался отличником. Он держал курс на твердые четверки, хотя иногда ставили и пятерки. Судьба? Ведет? Хм… И про какую еще жену Зорин говорил?
Прозвенел звонок.
* * *
Май 1980 года, Город, 15 лет
Шум. Гомон. Радостная суета и оживление. Девчонки в белых фартуках. «Последний день, учиться лень…» на каждой доске. Учителя стараются казаться строгими, но все уже расслабились, галдят. Звоно-о-ок! Двери классов выстреливают толпы в коридор.
Скорее, скорее! Цель только одна — бывшая столовая, а теперь снова
Аншлаг. Географичка-завуч говорит высокие слова, но ее никто не слушает. Занавес. Герои уже на сцене. Борис выдает затейливый брейк и играет… вальс? Певцы с гитарами пододвинулись к микрофонам и затянули:
Когда уйдем со школьного двора
Под звуки нестареющего вальса…
Надоевшая песня, затертая до дыр. Но вот странность: именно сегодня она словно обрела новый смысл. Пухленькая солистка Валя даже слезу смахнула. Десятиклассницы в зале зашмыгали носами, а их выросшие одноклассники слушали, покачивая головами в такт и растерянно улыбаясь. Пели и другие песни, но запомнится всем эта.
А во втором отделении — сюрприз! Ребята спели песню, потом дружно поклонились, сняли гитары, да так и остались стоять. И тут на сцену резво взбежала смена: Семен, Торик и Гера. Гитары с чувством передали из одних добрых рук в другие. Лика и Борис остались на местах — вот вам и новый ансамбль.
Новичкам хотелось исполнить что-нибудь эффектное, чтобы все сразу поняли: на сцену пришли другие люди, теперь все будет иначе. И они грянули свою проверенную «За горизонтом». Расчет оправдался: пусть они еще толком не умели строить аранжировки, пусть песня была ни о чем, зато эта вещь казалась быстрее, энергичней, да даже просто громче большинства песен прежнего состава. И зрители тут же это оценили.
«Король умер — да здравствует король!»
* * *
Октябрь 1980 года, Город, 15 лет
Все получилось само. Торик не прикладывал усилий, чтобы стать известным. Он делал то, что ему нравилось. Они все вместе могли бы, скажем, собирать бабочек. Возможно, тогда бы их заметила биологичка — и все. Но они играли музыку. Выступали на сцене, специально предназначенной, чтобы показывать то, что ты делаешь. Не все ими восхищались — успехи поначалу были скромными, — но в лицо их в школе знали все, даже ребята из младших классов. Да что там говорить, даже многие из старших.
Торик перестал быть никому неизвестным ботаном. Его заметили. Стас, с которым они теперь общались все меньше, однажды с горечью бросил: «Да все понятно, куда уж нам тягаться со звездами. У тебя теперь свой мир». Это было обидно, но… слишком близко к правде.
Да, почти весь мир Торика теперь занимал ансамбль.
* * *
Англичанка Торику нравилась. Она даже внешне отличалась от остальных учителей, будто и правда приехала из настоящей Англии. Тонкая кость, изящные очочки, лицо без возраста, тщательно уложенная прическа и неизменно строгие костюмы. Отношения у них сложились теплые, поскольку английский в пределах школьной программы он знал отлично, на уроках не выпендривался и даже порой подтягивал «этого оболтуса Никитцева». За это Торик имел некоторые привилегии.